16+
Пьеса в 1-м действии Ингмара Вилквиста
Перевод с польского Татьяны Комоновой
Режиссер — лауреат Гос. премии РФ Александр Баргман
Художник — Анвар Гумаров
Художник по свету — з.р. культуры России Евгений Ганзбург
Режиссер по пластике — Николай Реутов
Музыкальное оформление — Александр Баргман, Юрий Лейкин
Литературный консультант — Елена Янус
Гельвер и Карла живут в маленькой квартирке. Он в свои тридцать лет играет с оловянными солдатиками и с восторгом рассказывает своей приёмной матери всё, что услышал и увидел на улице. А там фашиствующие отморозки разворачиваются в марше. Они-то играют в солдатики по-взрослому. И надвигающаяся ночь, которая войдёт в историю под названием «хрустальная», станет для героев последней, потому что погром уже начался, а звон разбитых стёкол всё громче…
Александр Баргман:
«Это история про отчаянную попытку выжить в мире, разрушающем горькое прошлое, искуплённое нежностью, полное странной любви настоящее и… иллюзорное будущее. О борьбе за сохранение своего дома, своего человека, своего сердца. Карле посылается трудный и странный ангел — блаженный то ли мужчина, то ли мальчик Гельвер, подаривший ей и открывший в ней искорёженное, но огромное живое женское…»
- Спектакль — лауреат высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит»-2013 в двух номинациях: «Лучший спектакль на малой сцене», «Лучший актерский дуэт»;
- участник внеконкурсной программы «Маска Плюс»-2014;
- специальный приз премии «Прорыв» от партнера Tess «За убедительность перевоплощения и самоотдачу» (Денис Пьянов);
- обладатель приза зрительских симпатий общества «Театрал»-2013 (Александр Баргман, Денис Пьянов, Оксана Базилевич);
- спектакль гастролировал в Венгрии (Будапештский театр Комедии (Vígszínház), 14 октября 2014);
- участник VIII Международного фестиваля «Петербургский театральный сезон» в Тбилиси (ноябрь, 2014);
- участник Третьего «Такого фестиваля» (24 ноября — 2 декабря 2014, Санкт-Петербург);
- участник международного театрального фестиваля NEТА-2015 в Бухаресте (3 сентября 2015);
- участник XII Международного фестиваля «Петербургский театральный сезон» в Минске (декабрь, 2018);
- участник XVII Фестиваля искусств «Балтийские сезоны»-2020 (Калининград, 2020);
- участник XXIV Международного театрального фестиваля Театра юных зрителей им. А. А. Брянцева в рамках специальной программы «Легенды театрального Петербурга» (май, 2023, Санкт-Петербург);
- участник XVII Международного фестиваля «Петербургские театральные сезоны» в Азербайджанской республике, Баку (23 ноября 2023).
Премьера состоялась 19 января 2013 г.
Продолжительность спектакля — 1 ч. 30 мин. без антракта
Билеты на спектакль «Ночь Гельвера» можно купить в театральных кассах города, в кассе театра, интернет-кассах, указанных на сайте.
Действующие лица и исполнители:
| Он, тридцатилетний, среднего роста, слегка полноват | Денис Пьянов |
| Она, немного старше и выше него, брюнетка | Оксана Базилевич |
Пресса о спектакле
|
«Я СМЕЮСЬ И ПЛАЧУ…»
|
| Спектакль «Ночь Гельвера» идет полтора часа, без антракта на малой сцене, переконструированной театром так, чтобы зрительный зал был практически ее частью. Эта территориальная близость к актерам заставляет не просто наблюдать за историей женщины, усыновившей больного, но и переживать вместе с ней и сопереживать ей. Он — тридцатилетний умственно отсталый мужчина, чье существование буквально не разрешено фашистской властью. Она — женщина, пере¬жившая смерть родного ребенка и сокрывающая от насилия этого своей любовью. Дуэт Дениса Пьянова и Оксаны Базилевич. Всего два действующих лица на сцене, от этого еще весомее и еще проникновеннее каждая реплика, каждое движение. Спектакль, который, по мнению самого режиссера Александра Баргмана, отсылает нас к современной социально-политической ситуации в стране и в Петербурге, все-таки, больше о любви. Даже не сыграть, а выразить такое чувство, когда за сценой остается всеми угадываемая жестокая реальность фашистских движений, когда вместо музыки слышны оглушительные выкрики, сыграть такое светлое чувство на фоне кромешного мрака времени и места действия пьесы, задача сверхсложная. Актеры уходят со сцены изнуренные физически и изможденные духовно, и, тем не менее, Оксана Базилевич согласилась рассказать мне о том, что для нее значит этот спектакль. «За всю мою театральную деятельность (Оксана уже больше 20 лет на сцене и сейчас работает в восьми театрах Петербурга) это самый тяжелый спектакль, который я когда-либо играла, — уверяет актриса. — Вплоть до того, что еще недели две назад я просто думала, справлюсь ли я физически? В конце репетиций я уже думала о том, справлюсь ли я эмоционально… Это безумно тяжело. Но просто так ничего не бывает, даже спектакль. Значит, это испытание. И вот эти черные колени сегодня…» Оксана показывает на колени и тянется к тюбику крема, который ей только что принесли друзья. В нескольких сценах спектакля она не просто пол¬зет по деревянному полу, ее по нему протаскивают. Такое не сыграешь аккуратно. Падаешь, ударяешься, и все по-настоящему. «Когда мне сказали, что монтировщики прочитали пьесу и теперь спрашивают, как же меня вот так по полу будет волочить партнер, я была ошеломлена, — продолжает Оксана. — Это дорогого стоит, и ради этого я готова на эти черные колени. Удивительным образом, именно на этом спектакле, все, кто отвечает за звук, свет, грим в театре, все без исключения, прониклись материалом», — гордо, но все еще немного удивленно говорит Оксана. Для работы над любым спектаклем, особенно таким, важно не просто проникнуться материалом, но и найти общий язык с режиссером-постановщиком. Оксана признается, что она с Александром Баргманом будто «одной крови». «У нас с ним такое энергетическое совпадение. Я готова с Сашей в огонь и в воду, и не потому, что он рядом находится, он и сам это знает. Саша давно предложил эту пьесу, мы оба тогда были заняты, вовсю работали, но уже на том этапе активно созванивались и многое оговаривали, — вспоминает актриса. — Подготовка спектакля длилась около месяца, со второго января почти ежедневно, причем заранее было оговорено, что текст ролей будет выучен дома». «Это действительно очень важно, ведь мы экономим время друг друга и занимаемся только делом: сочинением спектакля, — объясняет Оксана. — И еще, что важно было для меня, что не было в этих репетициях никакого рабства, было только желание. А желание побеждает очень многие вещи. Начинали в 11 утра, часто не уходили на обед, и если 6 надо было репетировать ночью, мы бы репетировали ночью. Но сколько бы ты не разучивал роль, этот спектакль нельзя играть, его не возьмешь актерским ремеслом, здесь нужно пожить, пусть час двадцать, но изо всех сил пожить. В таких случаях зритель, сидящий, практически, на сцене, даже чем-то мешает актеру, потому что первые 5-10 минут ты слышишь, как зал живет. И мы даже просили художника по свету сделать так, чтоб нам не видно было зрителей. Это, к сожалению, невозможно. Но и здесь находишь очень приятный момент: через 10 — 15 минут после начала спектакля возникает таинственная тишина, и ты понимаешь, что теперь зритель с тобой, он уже втянут в историю, он соучастник и он не отпустит до конца». Дело за малым: найти своего верного зрителя среди тех петербургских театралов, которые уже привыкли относиться к театру исключительно как к развлечению. Режиссер спектакля уверен, что рано или поздно такой зритель найдется. Рассказывает Александр Баргман: — Нужно осознанно и усердно делать свое дело, высказываться. Если это сделать в какой-то степени художественно и честно, то спектакль обязательно обретет свою аудиторию. На моей памяти были случаи, когда спектакль «Ваал» в этом же театре, обретал зрителя около полутора лет. Александр задействован во многих постановках этого театра в качестве актера, но в качестве режиссера в Театре имени В.Ф. Коммисаржевской он выступает впервые. — Это все ново для меня, мы работаем на малой сцене, а не на большой, где я играю спектакли. Мы перестроили сцену, обычно она имеет другую конфигурацию, открыли зрителям окна, и вообще, мы шли на ощупь, имея перед собой только флаг пьесы и необходимость высказывания. Но это все было поддержано дирекцией театра, иначе ничего бы не состоялось, конечно же. Была какая-то очень большая квота доверия со стороны руководства театра, который нам помог выпустить этот спектакль. Теперь доверия от петербургского зрителя будет ждать сама постановка. «Ночь Гельвера» опустится на малую сцену Театра имени Коммисаржевской в следующий раз только в середине (14, 15 и 22) февраля. И когда зритель во время спектакля начнет плакать и смеяться, смеяться и плакать — это и будет момент его признания в любви постановке, потому что, как повторял Гельвер, «влюблена… это значит, ты плакала и смеялась, смеялась и плакала…»М.Габелия. «Я смеюсь и плачу…» //Мегаполис. Жизнь города, февраль 2013, № 18 |
|
ПОЛТОРА ЧАСА ТОТАЛИТАРНОГО РЕЖИМА
|
| Премьерный спектакль театра им. В.Ф. Комиссаржевской «Ночь Гельвера» служит страшным напоминанием и предупреждением людям уже забывшим, как рождается фашизм. Пьеса «Ночь Гельвера», которую режиссёр Александр Баргман привёз в Петербург из Сибири, где по ней уже сделаны несколько постановок, подписана именем Ингмар Вилквист, но в реальности её написал Ярослав Сверщ — польский драматург, искусствовед, профессор варшавской Академии изящных искусств. И драму эту можно уже по прочтении отнести к тем редким пьесам, которые сами по себе — режиссура: выбрав её для постановки надо лишь идти за автором, который подспудно укажет множество решений и ходов, вызовет неминуемые ассоциации и аналогии. «Ночь Гельвера» история «на двоих» — в спектакле Баргмана заняты лишь Денис Пьянов и Оксана Базилевич. Но героев в трагическом диалоге гораздо больше: ведь речь пойдёт о прошлом и настоящем главных действующих лиц, о людях, которые были и есть в их жизни, и о тех, кого в ней уже точно не будет. Как не будет и самой жизни. Пространство малой сцены Комиссаржевки непривычно перестроено: действие разворачивается на подиуме, выстроенном не только поперёк, но и вдоль тесного зальчика, который от этого становится ещё теснее и вмещает всего порядка 40–50 зрителей, вынужденных стать своеобразными «коммунальными соседями», «нечаянными свидетелями». И то, что им предстоит услышать и увидеть за полтора сценических часа, неминуемо вызывает на поклоне слёзы: их публика даже не утирает — так со слезами и аплодирует. И женщины, и мужчины… То, что Гельвер умственно отсталый, понимаешь не сразу, и от этого позже становится страшно. Поначалу явление парня в берете, кирзовых сапогах и с огромным знаменем, сочетающим в себе чёрный, красный и белый цвета (более чем прямое указание на национализм!), бурно рассказывающего о дне, проведённом в компании агрессивных молодчиков, которые учили его маршировать и выполнять команду «лечь — встать», воспринимается как раздражающий фактор, простое противопоставление мужского и женского начал. Но Гельвер, понятия о порядке которому за стенами дома внушает некий Гильберт — солдафон и явный фашист, не на шутку угрожает домашнему уютному мирку Карлы: кипящему на примусе супу («Не буду есть суп!»), чистоте небогатой обстановки («Не плюй на пол, Гельвер!») и святости личных вещей. Карла, с улыбкой выслушивающая его прерывистый, несвязный рассказ о хождении строем и обеде из полевой кухни, спокойно воспринимает обидные реплики и кажется терпелицей, обслуживающей лишь мужскую заносчивость и грубость. Однако тридцатилетний Гельвер, реакции, оценки и слова которого скорее напоминают подростковые, не только рассказывает о разгроме лавочки старика Хансена, но и сам на практике применяет методы своих приятелей. И вот уже Карла ползёт по полу по-пластунски, выполняет строевые команды, а за непослушание Гельвер применяет к ней физическую силу… Там, за стенами этого дома, из него обещали сделать хорошего солдата, там его учат искать и уничтожать ублюдков за гороховый суп и рюмку шнапса, там в нём видят того, кому можно доверить флаг, а не игрушечных солдатиков, которыми заполонён дом Карлы. То, что ублюдком рано или поздно будет признан сам Гельвер, не приходит в его слабую голову, как не приходило раньше и желание выяснить, кем же он приходится Карле, пережившей когда-то страшную боль несчастного материнства и мужского предательства… Спектакль Баргмана не только о том, как и из кого можно сделать «пушечное мясо»: он о родственности недоумия и агрессии, о том, как страшно, когда недоумки командуют людьми, о том, что терпение зачастую приводит к более страшным последствиям, чем нетерпимость, и о том, что человек, руководствующийся в своих действиях исключительно чувством вины, может втянуть близких в водоворот непредсказуемых событий. Базилевич и Пьянов играют историю Вилквиста отчаянно, подлинно, не жалея героев, себя и зрителей. Перед спектаклем «неслабый» софит (художник по свету Евгений Ганзбург) «жарит» из конца зала прямо на публику, накаляя атмосферу в физическом смысле. В эмоциональном плане атмосфера начнёт сгущаться уже с первых слов героев, медленно и верно достигая накала безумия к развязке. В финале, когда дощатая стена дома Карлы (художник Анвар Гумаров) переломится пополам от нараставшего за ней гула мракобесия и упадёт на зрителей, обнаружив такие знакомые по фотохронике Второй мировой груды обуви гельверов, яцеков, иванов, ааронов, прямо за ней распахнутся и окна на Итальянскую. И через них в удушливую, страшную атмосферу «Ночи Гельвера» вдруг хлынет поток спасительного свежего воздуха, отрезвляя и смывая наваждение. И вспомнится Сартр: самое страшное для человечества — выносить самого себя за закрытыми дверями.Е.Омецинская. Полтора часа тоталитарного режима //В любимом городе, 27 января 2013, № 87/88. |
|
Ночь Гельвера
|
| Малая сцена Театра Комиссаржевской разделена на 2 части: в одной вдоль стены растянуто три ряда скамеек, в другой – необходимый минимум декораций и реквизита и два актера. Почему режиссер Александр Баргман решил поставить спектакль на столь малом количестве квадратных метров, объясняется просто – зрители должны видеть происходящее максимально близко и подробно. Только так возможно донести смысл истории двух героев и того, что свершилось больше 70 лет назад в истории человеческой. И одновременно рассказ становится вполне конкретным намеком на то, что может произойти, уже происходит, здесь и сейчас, в Петербурге. В пьесе Ингмара Вилквиста (драматургический псевдоним польского ученого-искусствоведа Ярослава Свержича) нет прямых отсылок ни к хронологии, ни к географии. Но тем, кто имеет пусть даже и невеликое представление об истории ХХ века, несложно догадаться, что речь, вероятнее всего, о 1930-х и нацистской Германии. А точнее – о «Хрустальной ночи». Той самой ночи, когда в нацистской Германии прошла волна еврейских погромов. Той самой ночи, после которой человечество шагнуло в ад. Крохотная, бедная, чисто убранная квартирка, в которой живут Карла (Оксана Базилевич) с Гельвером (Денис Пьянов) отделена от внешнего мира дощатой стеной, за которой то и дело раздаются дикие вопли невидимой толпы. Ближе к финалу они усилятся и станет понятно, что адресованы они и обитателям этого небогатого жилища. Гельвер появляется как раз под эти звуки – энергично размахивающий черно-коричневым флагом, выкрикивающий «Ублюдки!», в ботинках на толстой подошве, в берете, невнятного цвета пиджаке и темных брюках. Не хватает лишь повязки на рукаве. И в памяти всплывают кадры из нацистской парадной хроники и фильмов Лени Рифеншталь, где печатали шаг под звуки марша тысячи юношей и детей. Именно детей, потому что упитанный, круглый и уютный Гельвер – 30-летний мужчина, чье развитие замерло на уровне маленького ребенка и чье сознание так и осталось совершенно незамутненным. Этот взрослый ребенок никак не может взять в толк — что же такого страшного в его рассказе о разорении любимого магазинчика Карлы и гибели его владельцев, почему его мама содрогается от услышанного и сдавленно рыдает. Гельвер – тот самый «ублюдок», «неполноценный», таких нацисты уничтожали в «борьбе за чистоту нации». Что герой Дениса Пьянова именно такой, догадываешься не с первого раза, а когда понимаешь, то осеняет мысль насколько же точна и проста авторская метафора – ведь молодое сознание легче всего поддается изменениям, в юные головы легче вкачать всевозможный идеологический мусор и потом использовать в зависимости от потребностей. Карла сопротивляется ужасу, который проник в ее пространство, по мере сил. Нежно и терпеливо пытается успокоить своего любимого мальчика. А тот, «заряженный» своим приятелем Гильбертом, местным нацистским вожаком, принимается «дрессировать» свою мать, используя известные ныне методы. Карла под злобные выкрики Гельвера вынуждена подчиниться и маршировать, ползать по полу и вытягиваться по струнке. На ее мольбы сын отвечает физическим насилием – ведь так же поступал Гильберт, а уж он-то знал что делал. Ведь этот Гильберт воспринимает Гельвера как равного себе (до поры до времени, разумеется), награждает тарелкой супа и шнапсом. А значит он – прав. Но наступают те самые пора и время, и неуклюжего и неловкого мальчика-мужчину швыряют в кузов с такими же несчастными. Однако ему удается бежать. Дрожащий от страха и непонимания происходящего, он ищет защиты у единственного родного человека. А Карла, чтобы спасти своего сына от очевидно мучительной смерти, предлагает игру – съест ли он разноцветных пилюлек больше чем всегда или не сможет. И мальчик радостно заглатывает все. Текст Свержича заканчивается ремаркой: «По лестнице тянут два тела, которые бьются о ступени. Карла все это время стоит и улыбается». Александр Баргман придумал свой вариант, не сказать, что изобретательный и неожиданный, однако действенный. Когда Оксана Базилевич выпрямится и устремит взгляд на тех, кто сидит прямо перед ней, за ее спиной с грохотом опрокинется верхняя часть стены — с прибитой к ней обувью, владельцев которой еще минуту назад зрители видели перед собой и представляли. Режиссер Александр Баргман В ролях: Оксана Базилевич, Денис ПьяновН.Эфендиева. Ночь Гельвера// Пульс, март 2013 |
Встреча грузинских зрителей и петербургских актёров прошла «на самом высоком уровне» — каждому спектаклю аплодировали стоя. Честь представить Петербург в столице Грузии выпала «Пигмалиону» «Приюта комедианта», «Мадам Бовари» «Русской антрепризы им. А. Миронова», «Женитьбе Бальзаминова» «Мастерской» Григория Козлова, «Ночи Гельвера» Театра им. Комиссаржевской и «Кабаре «Нафталин» «Комик-треста».
«Второй рай»
В 1947 году американский классик Джон Стейнбек после посещения СССР заметил, что, где бы он ни находился в России, везде о Грузии говорили как о «втором рае».
Увидели ли мы «второй рай»? Увы, но вряд ли можно назвать раем место, где собираются митингующие, а в один из фестивальных дней нам довелось наблюдать за очередным политическим спектаклем. В раю не встретишь детей -профессиональных побирушек. Жизнь в сегодняшнем Тбилиси трудна, и это видно по обветшалым стенам, покосившимся балконам, ржавым кованым воротам, на которые то и дело натыкается глаз, пока бродишь по Старому городу. Но главное, несмотря ни на что, в Тбилиси по-прежнему любят театр и петербургский десант ждали с нетерпением — билеты на все спектакли были раскуплены за полтора дня.
Так же когда-то ждали в Тбилиси Театр им. Комиссаржевской — были времена, когда комиссаржевцы постоянно гастролировали в Грузии, и связь была разорвана четверть века назад. Для Веры Николаевны Ландграф — легендарного гримёра Театра Комиссаржевской и вдовы великолепного актёра Станислава Ландграфа — путешествие по Тбилиси стало возвращением в прошлое. «Вот гостиница, в которой мы жили когда-то, -показывает Вера Николаевна на роскошный отель, — она и тогда была главной тбилисской гостиницей, правда, называлась иначе — «Иверией». Я слышала, что в 1990-е годы она стала убежищем для сотен беженцев… Помню, как Стае остался в «Иверии», чтобы писать, а я самостоятельно отправилась на прогулку и… мне пришлось буквально отбиваться от грузинских парней, я тогда была молодая, стройная, хрупкая блондинка… А однажды мы со Стасом отправились на фуникулёре в парк Мтацминда и, пред¬ставьте себе, на какое-то время зависли в подвесной люльке над городом! Это был ужасный ужас! Тут уж было не до красот Тбилиси! Но зато потом мы отправились на старый пантеон, где похоронен Грибоедов со своей женой Нино Чавчавадзе. Я сегодня там была. Меня буквально задушили воспоминания…»
В Грузии театр любят и ценят: даже во времена гражданской войны в начале 1990-х, когда выстраивались ночные очереди за хлебом по карточкам, не было газа и электричества, одна за другой появлялись интересные премьеры. Так что показывать в Тбилиси спектакли — это всё равно что сдавать экзамен.
Хотя многие совсем юные тбилисцы уже не знают русского языка, хозяйка грузинской стороны, художественный руководитель Театра им. М. Туманишвили Кети Долидзе, решила обойтись без субтитров. «Зачем же портить людям впечатление этими субтитрами? — эмоционально воскликнула Кети. — Нашим зрителям не нужен перевод, они всё прекрасно понимают! А если от них и ускользнут какие-то слова, подскажут чувства, тем более что у вас такие эмоциональные спектакли!»
Тень Товстоногова
Четыре спектакля «Сезона» показали на сцене Театра им. М. Туманишвили. Удивительное место: входишь и как будто попа¬даешь в старинный дом — в фойе круглые столы под скатертями, лампы с абажурами, на стенах «неформальные» фотографии. На многих из них узнаёшь знаменитый профиль Георгия Товстоногова. Конечно, родственники великого режиссёра не могли обойти спектакли «Сезона», как и Темур Чхеидзе, чья судьба долгие 20 лет была связана с БДТ им. ГА. Товстоногова. Зимой 2013 года он вернулся на родину. И хочется верить, что режиссёру был приятен привет тбилисцам, который от имени Олега Басилашвили передал Рудольф Фурманов.
Найти тбилисский дом Товстоногова было делом чести. И это оказалось не так уж сложно, благо он находится на улице, названной в честь великого режиссёра. Увы, дом обветшал, нет уже и сада, о котором любила вспоминать сестра Товстоногова Натэлла Александровна. А мемориальная доска на доме гласит, что именно здесь родился Георгий Товстоногов. На самом деле это событие произошло в городе на Неве, на Фурштатской, а в Тбилиси семья перебралась уже после революции. Кстати, на противоположной стороне узкой улочки жила семья композитора Гии Канчели. Мамы Гии и Гоги очень дружили, а спустя десятилетия Товстоногов воспел любимый Тбилиси в легендарной «Хануме», музыку к которой написал Канчели…
От смеха к слезам
Петербургскому товариществу «Комик-трест» довелось играть в Театре королевского квартала, разместившемся в старинном здании бывшей католической школы. И снова будто попадаешь в чей-то дом: старый радиоприёмник, такой же древний теле-визор, столики, сделанные из бывших ножных швейных машинок, украшен-ных чугунной ажурной резьбой (похо¬же, такие машинки были у всего Тбилиси, и все они нашли себе места в разных галереях и театрах). В круглом аквариуме плавает рыбка.
В не менее уютном зале «Комик-трест» прошёл непростое испытание. Кто смотрел «Кабаре «Нафталин», помнит его взрывное начало: в зал врываются три монстра, облачённых в военную униформу и поливающих зрителей водой из игрушечного оружия. И зрители к происходящему отнеслись серьёзно — увы, для них люди с пушками не абстракция. Напряжение спало лишь после танцев и угощений — уже хрумкая капустой и морковкой, зрители радостно реагировали на шутки петербургских актёров. И вспомнился девиз творчества Резо Габриадзе: «Пусть слёзы у нас будут только от лука»…
Признаюсь, после этого опыта «Комик-треста» было тревожно, как воспримут грузинские зрители спектакль «Ночь Гельвера», герои которого становятся жертвой фашистской Германии. Но история, вызывающая болевой шок у сытого, расслабленного зрителя, на-помнила о наболевшем и заставила зрителей плакать. «Мне кажется, особенно важно было привезти «Ночь Гельвера» в Тбилиси, — заметил режиссёр спектакля Александр Баргман, — а также ещё в 10-15 мест на мировой карте, чтобы люди не забывали о библейских истинах».
Близки оказались тбилисским зрителям и «Грёзы любви, или Женитьба Бальзаминова» в постановке Григория Козлова, и «Мадам Бовари» эпатажного режиссёра Андрия Жолдака. «Мастерскую» Григория Козлова в Тбилиси вообще очень любят, и этой осенью театр приехал уже в четвёртый раз. «Я не удивляюсь реакции грузинского зрителя на «Бальзаминова», — заметил Григорий Козлов, — а какая ещё она могла быть, если это история о материнской любви -любви жертвенной, всепоглощающей?»
Спектакль о другой любви, тоже жертвенной и всепоглощающей, но женщины к мужчине также был принят с восторгом. Кстати, чтобы установить декорации «Мадам Бовари», пришлось сократить места в зале на целую треть. Но зрители билеты возвращать не захотели, а все три с половиной часа смотрели стоя. Особенно благодарными зрителями оказались женщины. Одна театральный критик призналась: «Меня поразило, как Жолдак понимает эмоции любящей женщины, которая отдаёт себя всю, когда любит. На сцене возникает 100-градусное напряжение, и оно уходит в зал. Это что-то невероятное! А какие слабые у Жолдака мужчины! И это всеобщая проблема — она существует и в Москве, и во Франции, и у нас. Так что этот спектакль нам очень близок…»
По душе пришёлся тбилисцам и философский спектакль «Пигмалион» Григория Дитятковского. Своими впечатлениями от него целых полчаса со мной делился молодой владелец одного винного магазинчика в самом центре Старого Тбилиси, в который я не преминула заглянуть. В конце концов, мой новый знакомец Леван заметил: «Как только приеду к вам в Петербург, обязательно пойду в театр. Ведь у вас все спектакли такие, да?»
Виктор Минков, художественный руководитель фестиваля: Безусловно, «Петербургский сезон» в Тбилиси состоялся. И не только потому, что грузинские зрители прекрасно принимали наши спектакли, а потому что очень важны были встречи официальной делегации во главе с начальником аппарата губернатора Петербурга Давидом Адамия. Между нашими странами, к сожалению, нет дипломатических отношений, и мы знаем, как тяжело идут переговоры на политическом уровне. И когда власти Петербурга благодаря культуре сумели договориться о многом, это важно. И по тому, как нас везде принимали, мы поняли, что наши отношения, несмотря ни на что, никогда не прерывались. Культура вне границ, вне политики…
Эту премьеру играли около 6 часов, но зал покинули только самые нетерпеливые. Оставшиеся навсегда записались в армию поклонников этого странного, пробивающего сознание на невербальном уровне зрелища. Тем, кто хочет найти у Бутусова шекспировскую последовательность событий или получить иллюстративный материал к классике в стихотворном переводе, делать на этом спектакле нечего.
Здесь нет привычного ритма слов (взят прозаический перевод Андрея Кронеберга) и порой даже не сразу определишь, кто это разглагольствует или безмолвствует на подмостках. Свет невидимого кинопроектора становится лучом, достающим из абсолютной черноты эпизоды-сцены, в которых герои то замирают, то пускаются в бешеный пляс, то двигаются, словно в рапиде, то за считанные минуты разыгрывают целую историю. Трудно выделить отдельные актерские работы, но, определенно, Лаура Пицхелаури и Виталий Куликов, сыгравшие в спектакле, внесли в свои актерские биографии более чем примечательные страницы.
Залогом успеха спектаклей часто становится их камерность, принадлежность к малым сценам театров. В постановке Александ¬ра Баргмана «Ночь Гельвера», осуществленной в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской по пьесе Ингмара Вилквиста (Ярослава Сверща), камерность оборачивается интимностью. Героя — одинокая немолодая Карла и умственно отсталый Гельвер — блокированы в узком пространстве помоста, изображающего их убогое жилище, с одной стороны небольшой зрительской аудиторией, с другой — невидимой толпой за стенами дома, в недрах которой зарождается фашизм. «На грани» — таково существование героев, постоянно балансирующих между любовью и жестокостью, между жизнью и смертью. Оценивать игру Оксаны Базилевич и Дениса Пьянова не надо: достаточно увидеть, как публика утирает слезы и истово аплодирует.
Не менее удивительную игру Ольги Белинской в роли и ибсеновской Норы можно увидеть в «Приюте Комедианта», где нестандартную постановку пьесы «Кукольный дом» сделал Юрий Квятковский. Действие из века XIX перенесено в будущее, где комфорт человеку обеспечивает напичканный электроникой «умный дом», а живое общение становится лишней деталью жизни. Нора даже с детьми встречается только по большим праздникам — настолько она погружена в любовь к мужу, которого занимает разве что уровень «личной красоты», достигаемый спортивными тренировками. Торвальд (Александр Иванов) — типичный продукт корпоративной культуры, офисный служака, компенсирующий рабочую обыкновенность ролью домашнего идола, не способного на чувства. Немудрено, что женская эмоциональность войдет в противоречие с тем, что еще недавно принима¬лось за любовь! Зрителям приходится немало смеяться над нелепостями героев, но тем острее становится осознание истины: «Счастье — это когда тебя понимают».
В Театре Комедии им. Н.П. Акимова француз Мишель Раскин поставил «Торжество любви» Пьера Карле Мариво — пьесу, написанную в XVIII в. и лишенную в спектакле строгой временной принадлежности. Постановку можно на¬звать классической, настолько явны здесь актерские амплуа, выверены интонации и жесты, мимика и походка. Режиссер словно выносит публике актеров, подчеркивает их главенство в театре, не за¬бывая радовать зрителей своими профессиональными остротами. Хороши все: Людмила Моторная — Корина, Дария Лятецкая — Леонида, Максим Юринов — Агис, Тадас Шимилев — Арлекин, Николай Смирнов — Димас и, конечно же, великолепный дуэт Ирины Мазуркевич (Леонтина) и Самвела Мужикяна (Гермокрит).
Повезло в этом сезоне и детворе: с появлением в Театре музыкальной комедии диснеевского мюзикла «Аладдин» Войцеха Кемпчиньского сказочных спекта¬клей в Петербурге прибыло. И хотя «Аладдин» злоупотребляет проекционными декорациями, забавных решений и красочных костюмов в нем предостаточно. В плюс идут знакомая по мультфильму музыка, обилие юных артистов на сцене и чарующий пролет над залом ковра-самолета. Но всем плюсам плюс — изумительный Джинн в исполнении Дмитрия Лысенкова, дающего фору юным коллегам по части игры и пластики. Случайно или специально, первое явление Джинна на сцене сопровождается музыкальной цитатой из мюзикла «Кабаре», где Лысенков, которому по силам и Шекспир и Островский, лет десять назад иг¬рал Конферансье. Экстравагантный, не лишенный самовлюбленности хохмач с синей шевелюрой является энергетическим центром спектакля, его мотором и самым запоминающимся героем.
На сцене только двое: Театр Комиссаржевской показал камерный спектакль на «Балтийских сезонах»
За годы проведения «Балтийских сезонов» Театр Комиссаржевской стал традиционным гостем фестиваля. Он уже привозил в Калининград несколько спектаклей, и в этом году традиция не изменилась, но тем не менее появилось кое-что новое. Директор театра Вадим Зайцев объясняет, почему выбрали именно спектакль «Ночь Гельвера», в котором играют всего два человека.
— В этот раз мы решили попробовать показать камерный спектакль на большой сцене. Это эксперимент и для «Балтийских сезонов», и для нашего театра. Мы не первый раз приезжаем на фестиваль, потому что возможность менять аудиторию — это всегда интересно. Когда меняется площадка и зрители, это эксперимент, это борьба и война за зрителя, адреналин, энергия, — рассказывает Зайцев.
Режиссёр Александр Баргман поставил спектакль по пьесе Ингмара Вилквиста ещё в 2013 году. Тогда он говорил, что постановка отсылает к социально-политической ситуации в стране, поэтому у нас сразу возникает вопрос, неужели она до сих пор актуальна? Вадим Зайцев в этом не сомневается.
— Дата выхода спектакля не определяет, сколько он проживёт. Его жизнь, как живого организма, зависит от любви людей, которые участвуют в нём, от совпадений вибраций со зрителями, которые приходят на этот спектакль. В данном случае он остаётся живым, видоизменяется и развивается, — объясняет он., Чтобы выступить на сцене Музыкального театра, в Калининград прилетели Оксана Базилевич и Денис Пьянов, исполнители главных и единственных ролей. Они играют в спектакле с 2013 года, и критики отметили их дуэт ещё тогда. Оксана признаётся, что сработались актёры практически сразу.
— Саша Баргман сказал, что когда он прочитал эту пьесу, то сразу понял, что играть в ней должны Денис и я. Если бы кто-то из нас отказался, режиссер вряд ли бы стал её ставить. Из-за этого не пришлось «притираться»: всё возникло само собой. Мы не репетировали его долго, каждую репетицию не было никаких мук, кроме самой темы, — говорит Базилевич., Тематика спектакля действительно тяжёлая. Во-первых, хотя время и место действия не называются, зритель догадывается, что на сцене — фашистская Германия 30-х годов. Во-вторых, сложная судьба и у самих персонажей: Денис Пьянов играет отстающего в развитии 30-летнего мужчину по имени Гельвер, а Ольга Базилевич — женщину Карлу, которая взяла его на воспитание. Для обоих актёров эти роли тяжёлые, но любимые.
— К этому спектаклю я испытываю особые чувства. Есть роли, в которых ты можешь согласиться на второй состав, а есть такие, которые ни за что не хочешь отдавать. Роль Гельвера именно из второго списка. Я сделал её от начала до конца, сделал под себя, и она действительно мне нравится, хотя она тяжёлая и физически, и психологически. Почему-то есть потребность что-то говорить зрителю через этого персонажа, рассказывать эту историю, — объясняет Пьянов.
Перед Денисом Пьяновым стояла сложная задача: сыграть взрослого человека с уровнем развития ребёнка. И он успешно с ней справляется, причём безо всякой фальши и карикатурности. Актёр не просто играет, а по-настоящему живёт в этой роли: ей соответствуют не только слова и действия, прописанные в сценарии, но и жесты, повороты головы, взгляды. И благодаря таким мелочам ему действительно веришь. Конечно, мы не могли не спросить у Дениса, как он готовился к этой роли., — Специально за кем-то я не следил, но, видимо, делал это неосознанно: где-то увидел, на подсознательном уровне запомнил, и здесь это проявилось. Однажды на мой спектакль пришла знакомая с подругой, которая работает с «солнечными детьми». После него мне захотелось узнать её мнение. Единственное, что она сказала — «руки у него, как у Коленьки». Для меня это самый большой комплимент., Не менее убедительна Оксана Базилевич, играющая Карлу. Вообще, Оксана на сцене и Оксана при личном общении — это два абсолютно разных человека. В жизни это энергичная женщина с громким голосом и горящими глазами, на сцене же мы видим измученную героиню с нескрываемой печалью во взгляде. В начале спектакля она ещё собрана и сдержана, терпеливо напоминает Гельверу о простых вещах: снять верхнюю одежду, помыть руки. Но в течение следующих полутора часов героиня теряет контроль и над Гельвером, и над своими эмоциями, и над происходящим вокруг. Вместо «железной леди», какой она предстаёт вначале, мы видим несчастную женщину, пережившую так много, хотя до старости ей ещё далеко. Она привыкла скрывать эмоции и прятать слёзы, но Гельвер всё равно замечает её «всегда грустные» глаза. По словам актрисы, играть роль «женщины с судьбой» тяжело, но интересно, и важна для этого каждая мелочь., — Для этого спектакля мне давно сшили новое платье, потому что первое уже совершенно рваное. Его штопают и штопают, наверное, уже ругают меня, но я не могу надеть новое. Оно из другой ткани, в нём я не чувствую себя тем персонажем, которого мы продумывали семь лет назад, — добавляет Базилевич., «Ночь Гельвера» — это драма двух людей, история о любви и страдании. Действие происходит в пределах одной комнаты, в которой то и дело всплывают призраки нелёгкого прошлого обоих героев, а крики солдат за сценой пророчат нелёгкое будущее. Это история о женщине, несущей тяжкий крест, который она сама на себя взвалила, не в силах простить себя за собственный поступок. И одновременно — рассказ об особенном мужчине, которому не повезло родиться во времена, когда отличаться было опасно для жизни. Хотя Гельвер не может осознать, что происходит вокруг, главное он понял: чтобы тебя не тронули, нужно стать таким же, как все. Нужно быть похожим на солдата, научиться стоять смирно и маршировать, ползать по-пластунски и ходить с флагом, выполнять команды и кричать вместе со всеми. Именно поэтому он приходит в ужас, когда Карла во время игры отказывается исполнять его приказы, и силой заставляет её подчиняться — не потому что он жесток, а потому что так делают все. Не понимает он лишь одного: как бы он ни старался, для солдат он всё равно не станет «своим».
Концовка соответствует настроению спектакля и оставляет зрителя наедине с мыслями и несправедливости и равенстве, жестокости и милосердии, фашизме и толерантности. Зрители аплодируют стоя, а потом неторопливо разбредаются, почти ничего не говоря вслух. Даже на самих актёров постановка мощно действует до сих пор., — Раньше после спектакля у нас с Оксаной тряслись руки, мы пять минут не могли отойти. Сейчас, наверное, привыкли, но эти эмоции всё равно остались, — признаётся Денис Пьянов.
В рамках специальной программы «Легенды театрального Петербурга» под финал XXIV Международного театрального фестиваля ТЮЗа им. А.А. Брянцева организаторы показали спектакль Александра Баргмана «Ночь Гельвера».
На этот спектакль сложно достать билеты – они разлетаются очень быстро – Малая сцена Театра им. В.Ф. Комиссаржевской не вмещает в себя всех желающих. Три ряда стульев, узкое пространство сцены – по центру и сбоку. Клара (Оксана Базилевич) и Гельвер (Денис Пьянов) встречают рассаживающихся зрителей, сидя на полу. На деревянном полу, по которому гордо, чеканя шаг, в первой сцене ходит Гельвер под неофициальный походный гимн Люфтваффе, в своих начищенных до блеска сапогах, которые ему подарил «сам Гильберт». На полу, по которому он вскоре будет таскать и бить Клару, на полу, с которого Клара поднимет влетевший и разбивший окно чей-то такой же тяжёлый сапог.
Драматург одноименной пьесы, а вслед за ним и режиссёр, предлагают вниманию зрителей страшную историю, причём страшную на всех уровнях – прожитом, семейном, историческом. Он – слабоумный мужчина лет тридцати, полноватый, неуклюжий, сосредоточенный в основном на своём внутреннем мире. Она – его приёмная мать, но ненамного его старше. Между ними выстроились непростые, болезненные, часто невыносимые отношения, как в несчастливом браке – вместе столько прожито, выбор сделан и о разводе подумать страшно. Гельвер так и спрашивает Клару – женаты ли они, раз живут долго вместе? Любви там в привычном понимании нет, но есть забота – с её стороны это выражается в просьбах помыть руки, в вопросах о том, что Гельвер ел, в подаче ужина. А с его стороны забота проявляется более запутанно и тяжеловесно. Дело в том, что он очарован наступающим в городе порядком и особенно своим новым знакомым – Гильбертом. Тот ему подарил не только сапоги, которые, как мы скоро понимаем, были сняты с убитого, но и флаг, которым можно делать вид, что кого-то закалываешь, а ещё можно им высоко размахивать, выкрикивая вместе со всеми яростный и лихой клич «Ублюдки! Ублюдки!». Гельвер с детства любил играть в солдатиков – все полки в его комнате заставлены ими, а тут такая возможность: в реальности стать бравым солдатом, – колоть штыком, маршировать, быть с толпой, с сильным большинством. Иногда Гельвер понимает, что то, что он делает, не совсем правильно, например, когда на его глазах убивают дочку знакомого лавочника, но он старается об этом не думать и, захлёбываясь от восторга, рассказывает приёмной матери о своих приключениях. Та в ответ реагирует сдержано и уклончиво, видимо, не зная, что и сказать, а на её лице застыла нервная усталая полуулыбка.
В какой-то момент толпа с криками проходит недалеко от их дома – и тут Гельвер понимает, что они тоже могут быть в опасности, и, если уж он как-никак обученный солдат, то Клара ничего не умеет. Он срочно заставляет ей учиться маршировать, принимать положение «лёжа», выполнять команду «ползти» и прочей муштре. Мать сопротивляется, говорит, что ей больно, она уже сильно хромает и вздрагивает от каждого приближения Гельвера. Перед нами разворачивается тошнотворная сцена насилия, за которой скрывается страх Гельвера потерять Клару. Хоть он и не очень умный, но довольно сильный, и этот контраст пугает. Кларе ничего не остаётся, как покориться его воле и выполнять все военные команды, но вскоре и она вспыхивает и кричит, унижает Гельвера, пугает его врачами и тем, что сдаст его в больницу и больше за ним не приедет.
Но вот они оба успокаиваются, и Клара вспоминает о своём «товарище муже» и брошенной больной дочери, и о том, как она буквально подобрала на улице Гельвера. Она уже сидит в каком-то оцепенении, которое прерывается короткой вспышкой бурной деятельности – она пытается выслать приёмного сына из города, но всё тщетно – страшная толпа уже почти у самых дверей.
В спектакле не названа страна, город, время действия, но по одежде героев и художественному контексту чётко прослеживается отсылка к «Хрустальной ночи» или «Ночи разбитых витрин» — еврейскому погрому времён нацистской Германии. Оформляет постановку польская музыка, например, композиции певицы Евы Демарчик и группы «Warsaw village band” – это отсылка к автору пьесы польского происхождения – Ингмару Вилквисту (настоящее имя Ярослав Свержич).
В финале, когда Клара уже дала горсть таблеток своему любимому (думаю, всё-таки любимому) Гельверу, и он замертво упал подле своих игрушечных солдатиков в углу комнаты, она неловко садится рядом с его телом и машинально гладит его по ноге. В этот момент задник сцены с оглушающим грохотом падает плашмя прямо на сцену, и зал Комиссаржевки видит бесчисленное количество закреплённых с обратной стороны стены пар обуви. Это уже отсылка к печально известному во всём мире мемориалу жертвам Холокоста – Туфли на набережной Дуная. Так же зрители видят огромные панорамные окна, выходящие на Итальянскую улицу – как намёк на то, что события могли произойти где угодно, даже в Петербурге.
Несмотря на попытки героев защитить друг друга, незримая и безжалостная толпа ворвалась в небольшой мирок этих двух людей и поглотила их.
Текст: Дарина Львова
В завершение XXIV ежегодного международного театрального фестиваля ТЮЗа им. А.А. Брянцева в рамках специальной программы «Легенды театрального Петербурга» в Театре им. Комиссаржевской был показан спектакль «Ночь Гельвера». В этом году спектаклю – лауреату высшей театральной премии Золотой софит 2013 года («Лучший спектакль на малой сцене», «Лучший актерский дуэт») исполнилось 10 лет.
Эта постановка – по пьесе польского драматурга Ингмара Вилквиста, и речь в ней идет о событиях «хрустальной ночи» – начале еврейских погромов в нацистской Германии. Режиссер Александр Баргман не переносит действие в современность, но и не дает прямых отсылок ко времени, будто это может случиться с любой нацией в любую эпоху.
Спектакль разворачивается в узком вытянутом пространстве малой сцены, на расстоянии вытянутой руки от зрителя, который попадает в крохотную квартиру двух героев – Карлы и Гельвера. Художник Анвар Гумаров создает скромно-мещанский быт, подчёркнутый деревянными ступенями-кроватями, кружевными занавесками и круглым окошком, затянутым тонким пергаментом.
Тридцатилетний Гельвер (Денис Пьянов) – по развитию ребенок, всё еще играющий в оловянных солдатиков, и Карла (Оксана Базилевич), которая, кажется, его мать (правда, с виду она немного старше его), пытаются спастись от погромов, учиняемых невидимой толпой во главе с вожаком Гильбертом. Слышны лишь страшные выкрики «Ублюдки!», которые всё ближе и громче, и стук сапог. Такие же сапоги играючи натягивает Гельвер, один из “ублюдков”, по мнению нацистов, неполноценный, от него необходимо избавиться для чистоты расы. Гельвер не умеет отличить добро от зла. Вернувшись с улицы с нацистским флагом и рассказывая с придыханием о том, как отморозки сжигают церковь, бьют витрины и убивают детей, он пытается научить мать быть солдатом, муштруя ее и внезапно превращаясь из трогательно-беззащитного существа в беспощадного отвратительного человека, наделенного властью. Заигравшись, он таскает ее за волосы и кидает на пол, словно поломанную куклу.
Алогичное поведение Гельвера – демонстрация то ли силы пропаганды, с легкостью отменяющей здравый смысл и расчеловечивающей слабых, то ли подсознательное стремление героя спасти себя и мать, мимикрируя и усыпляя бдительность убийц.
Насилие Карла сносит покорно, будто обряд бичевания, будто наказание за страшный грех в прошлом. Заботу об усыновленном много лет назад блаженном Гельвере она воспринимает как искупление. И снова страшное и необратимое решение она принимает из любви — в прошлый раз, избавившись от дочки с инвалидностью — к мужу. В этот раз — чтобы облегчить страдания сына.
Еще одним героем спектакля становится звук, а вернее, чередование тихих исповедальных монологов героев и громких эмоциональных всплесков — топота сапог, звона стекла, стука жестяных коробок, падения человеческих тел об пол. Но самый страшный звук — в финале, когда хрупкие стены дома Карлы и Гельвера рушатся под ударами убийц, обнажая перед зрителями пронзительно синее небо и вид на Итальянскую улицу. Такое благолепие — рядом с преступлением против человечества. Возможно ли?
Наталья Стародубцева специально для Musecube
Радиопередачи
Радио «Эхо Москвы в Петербурге». Прямой эфир с Александром Баргманом
Радио Шансон
Радио России