Матрёнин двор

Исполняется 100 лет со дня рождения знаменитого русского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе Александра Исаевича Солженицына. Сегодня мы постараемся напомнить нашим читателям о значении его творчества для нашей культуры.

ЮБИЛЕЙ ОТМЕТЯТ ПРЕМЬЕРОЙ

В канун 100-летия со дня рождения писателя театр им.В.Ф.Комиссаржевской пригласит зрителей на премьеру спектакля «Матрёнин двор» (по одноименной повести). Предлагаем нашим читателям интервью с главным режиссером театра, решившим представить одну из повестей А.Солженицына на театральной сцене – Леонидом Алимовым.

…Ведь это у него не Матрёна, а вся русская деревня под паровоз попала и вдребезги…/  А.А.Ахматова.

Как возник замысел спектакля?

Скажу честно, я думал, такое только в мемуарах пишут: «В юности я прочел такую-то книгу, и она навсегда осталась в моем сердце (смеется)…», – но со мною произошло именно так…

Как известно, впервые «Матрёнин двор» был напечатан в журнале «Новый мир» в январском номере в 1963 году вместе с другим рассказом под общей шапкой «Два рассказа». Во второй раз «Матрёнин двор» опубликовали в конце 80-х годов в журнале «Огонёк», где мне и попался на глаза этот рассказ-повесть (я склонен называть это все-таки повестью). Прекрасно помню, хотя и прошло уже 30 лет, как я впервые прочел этот рассказ, да и вообще – Солженицына. Эта  «Матренина» история  настолько мне понравилась, что с годами я все больше и больше смыслов открывал в ней, все больше и больше всевозможных намеков, ссылок и прямых цитат  вычитывал и считывал… Но главную для себя тему в этом тексте я определил моментально – Русская Женщина. Я убежден, что у нас в стране это самое главное богатство и единственная скрепа, которая сдерживает нас всех – наши женщины, которые выигрывают все войны, вытаскивают на себе нерадивых мужей, воздействуют на культуру и искусство, как никто и нигде. Именно в этой повести очень важные для меня темы с годами соединялись, и все больше мне хотелось про эту Женщину рассказать. Кроме того, эта повесть еще и об уникальном явлении, которое оказалось возможным только в России – страстотерпцы, святые, и они же – юродивые… Это наш культурный национальный феномен, возникший на основе русского православия.

Действие рассказа происходит в 1956 году, через три года после смерти Сталина. Повести «повезло» появиться в начале «оттепели», и Солженицына начали печатать. Печатать писателя  с такой сложной биографией!  А потом Хрущев начал «откатывать» назад, снова «завинчивать гайки» в области культуры, да и не только – это всё известные истории. Очень быстро узнали там, где нужно, что уже написан «Архипелаг Гулаг», Солженицына перестали печатать в СССР, на него началось давление беспрецедентное – власть боялась, что он опубликует «Архипелаг» на Западе (так все равно и произошло) – и автора выдавили из страны. Не убили, слава богу, но выдавили.

Есть забавный апокриф о том, как сказал Хрущев именно на том заседании Политбюро, когда его уже сняли с должности и отправили на пенсию: «Вот видите, я 10 лет не зря здесь поработал – при Сталине вы бы меня застрелили прямо здесь. Все-таки какие-то изменения в стране произошли»

 Эта повесть автобиографична?

Александр Исаевич Солженицын 1918 года рождения, до войны успел окончить университет в Ростове, попал на фронт  лейтенантом, потом оказался в лагерях после того, как в одном из писем написал товарищу нелицеприятные слова о существующем положении  вещей…  Так он прошел ад всех  лагерей и тюрем… Возвращался он домой в 1956 году с нелегким багажом – война, арест, тюрьма, смертельная болезнь. Он возвращался с надеждой – с чего и начинается рассказ – увидеть настоящую Русь.  А приехал и увидел ад… Одно название места, где он оказался – поселок под названием ТОРФОПРОДУКТ, говорит о многом, и там не было ни деревенской, ни городской жизни, а была –   выжженная земля.  Начальство вело себя на родной земле подобно оккупантам, простой народ  – в положении рабов. И вот эта «нутряная», как пишет автор, Россия, ввергает его в бесконечную боль. Но он находит всем «свинцовым мерзостям» окружающей жизни единственную настоящую, как бы теперь сказали «альтернативу» – жизнь и поведение Матрены Григорьевой – бессребреницы, чудачки, по сути – юродивой…

В этой повести есть и любовная линия…

Абсолютно, верно. Я сразу хочу сказать, что помимо всех христианских, социальных и прочих сюжетов, в этом рассказе есть еще одна прекрасная и трагическая линия – история несостоявшейся любви Матрены и Фаддея. История «вины» и «покаяния». Для меня это просто античный сюжет.

 Почему же она не уехала?

Потому что не стоит село без праведника. Небесам необходимо, чтобы такие люди жили там, где родились. В этом и есть божий промысел.

Хочу сказать еще об одном важном мотиве. Об односельчанах Матрены. Без этого окружения, без весьма сложного отношения  их к ней, без всех этих  кружев внутреннего противостояния всех со всеми и прежде всего с самой Матреной этой истории быть просто не может….

 Зачем вам сегодня эта история? В вашей жизни?

Хочу прежде всего сам не оскотиниться… Хочу сам сохранить в себе хоть что-то настоящее…Ну а если и кому-нибудь и другому эта история поможет задать «проклятые» вопросы, то буду просто счастлив.

Что увидит и поймет современный зритель?

Мы, конечно, не исправляем мир и не делаем его лучше, но делаем это для какой-то своей попытки самоочищения….  На днях мы играли спектакль «Доктор Живаго», и я был просто потрясен, как зрители – слушают. И это меня очень вдохновляет. Значит, воздействует еще слово. Значит, есть в русской литературе какая-то неиссякаемая сила.

А молодежи будет интересна притча, житие? Они знают эти слова?

Может быть, хотя бы узнают???….

Юрий Светланов

Спектакль Санкт-Петербургского академического драматического театра имени Комиссаржевской «Матренин двор» посвящен 100-летию со дня рождения Александра Солженицына

Подзаголовком постановки режиссер Леонид Алимов вынес слова — «житие праведницы в одном действии». Явно напоминая тем самым, что сам автор когда-то назвал этот рассказ «Не стоит село без праведников». Рассказ был опубликован в 1963 году в «Новом мире», однако редактор журнала Александр Твардовский посоветовал автору название сменить и время действия этого рассказа — полностью автобиографичного — перенести из 1956 в 1953 год. Понятно, почему: ужасы деревенского быта в таком случае можно было списать на умершего вождя. Да и вообще в литературе 60-х воцарялась уже другая интонация — светлая, молодежная, импрессионистичная интонация «оттепели». Солженицынский взгляд  на послевоенную деревню в нее явно не вписывался.

Позднее почти общепринятым стало мнение, что именно с этого рассказа в советской литературе начался период «деревенской прозы». А для Солженицына небольшой по объему и камерный по тематике «Матренин двор» — всего лишь одно из ответвлений его грандиозного таланта, сосредоточенного, в сущности, на иных, планетарного масштаба проблемах — свободы и ответственности, бытия и невозможности существования человека в заданном ему режиме…

Однако спектакль Алимова выявил одну немаловажную  вещь: «Матренин двор», как капля воды, отразил всю суть проблематики главных произведений Солженицына — исследование жизни человека в аду, житие там, где жить нельзя. Ведь и «Архипелаг Гулаг» нарезан кругами наподобие дантова Ада. Имеется и отдельный роман «В круге первом». Да и «Красное колесо» ассоциируется с инструментом кровавой казни – колесованием. А тому, как человек выбирается из промежутка между бытием и инобытием, посвящена повесть «Раковый корпус».

Спектакль «Матренин двор» повествует нам о том же: жить в поселке с «мертвым» названием Торфопродукт — нельзя, невозможно

(кстати, торф — это тоже останки живых растений). Но в поселок под названием Высокое Поле нашему герою путь заказан…

На сцене — два огромных, серых, вытянутых параллепипеда, брошенных друг на друга — то ли поваленный крест, то ли развалившиеся бревна деревенской избы. Перед ними — горка угольного шлака. В него бросают горстки земли односельчане на похоронах Матрены, в нем прячут, как в схроне, бутылки с самогоном — единственной валютой, доступной в послевоенной деревне, из него же Матрена (Нелли Попова) достает белые чурбачки, похожие на заготовки «матрешек» — так вспоминает она своих умерших во младенчестве деточек.

Спектакль с вполне выразительной сценографией Анвара Гумарова можно было бы назвать насквозь литературным — настолько бережно режиссер и актеры обращаются с текстом Солженицына. И хотя композиционно он выстроен совсем не так, как рассказ, боль писателя, его главные, заветные мысли, а главное — узнаваемая солженицынская интонация, меткое и забавное народное словцо — переданы здесь очень точно.

Начинается спектакль со сцены похорон Матрены, плавно переходящих в поминки. Здесь читают, путаясь, молитвы, воют, как положено, плакальщицы, чересчур яро горюющих женщин мужья одергивают, чтобы не портили чина. И стопки опрокидывают истово, словно земные поклоны кладут.

Два рассказчика, возрастной Автор (Георгий Корольчук) и он же в молодости, Игнатьич (Богдан Гудыменко), повествуют о жизни Матрены: временами — лично наблюдаемой, временами — рассказанной ею самой или ее близкими.

И история драматического замужества — любила одного, да выйти пришлось за другого, и краткие жизни умирающих один за другим Матрениных детей, и ее отношения с родней и односельчанами предстают перед нами унылой чередой трагических эпизодов. Да случались ли в этой адской жизни хоть какие-то просветы?

Авторы спектакля вслед за автором рассказа показывают: случались. Режиссер сумел вытащить из этого повествования даже комические линии. Невозможно не усмехнуться, увидав административный раж чиновницы наробраза (Светлана Слижикова) или суетливую побежку баб, вынужденных воровать торф для личного подворья.

Но все даже смешные эпизоды оборачиваются трагикомедией — не бывает в аду чистой, беспримесной радости.

И облик Матрены, нацепившей на себя невестинскую фату, разрешается безмолвным криком о несостоявшемся супружеском счастье. Что не менее горько, чем нелепая смерть под колесами поезда.

Впрочем, исполнительница главной роли отнюдь не педалирует истовую жертвенность Матрены. Главная черта этого характера — скорее простодушие, все поглощающая нерасчетливая, даже глуповатая порой искренность. Трогательный и убедительный образ. Видимо, только такие великомученики способны вынести все испытания, что уготавливает им адское бытие.

Серо-черно-коричневый колорит спектакля оживляют разве что кадры киноэкрана на заднике сцены: светлые березы, уходящие вдаль солдатские эшелоны. А в финале — красный крест железнодорожного семафора. И он тоже символичен. «А по бокам-то все косточки русские», как сказал по другому поводу другой наш классик. Впрочем, разве так уж разнились их темы?

05.12.2018

В Театре имени В.Ф Комиссаржевской состоялась премьера спектакля “Матрёнин двор” по одноименному произведению А.И.Солженицына (режиссер Леонид Алимов).

На сцене – огромные, лежащие друг на друге колонны. Они отдаленно напоминают положенный на пол крест. В течение спектакля они превращаются то в качели (на которых катают героиню), то в сундук (где можно спрятать нехитрый скарб). В конце -складываются в части гигантского гроба.

Перед зрителем на сцене высыпали гору торфа. Черный порошок – единственное богатство этого края. Действие происходит на 184-ом километре от Москвы. Торф используют как горючее. Но для героев это еще и универсальная валюта. В поселке его ценят на вес золота. И хотя торфа вокруг много, без разрешения советской власти его добывать нельзя. Неопрятная, мешковатая одежда односельчан, их обувь большого размера (художник по костюмам – Фагиля Сельская) – все как бы испачкано торфом, который в этой нищей деревне питает энергией жизнь.

По сюжету рассказчик после освобождения из сталинских лагерей прибывает в деревню и устраивается школьным учителем. В спектакле рассказчика играют два актера – в молодости и старости. Автор сценария поручает реплики то молодой ипостаси героя, то его постаревшему телу. Слова порхают как птицы, тени которых отражаются на колоннах.

Рассказчику отказывают в жилье все, кроме Матрёны (з.а. России Нелли Попова). Все боятся связываться с политическим преступником, а Матрёна – нет. Маленькими шажками он бродит по сцене, выхаживает свою странную, юродивую судьбу. Всю жизнь она работает задарма, поступает нерасчетливо и до обидного легкомысленно. Готовит невкусно. Одевается как пугало. Рожденные ею дети, которых она выставляет на сцене в виде деревянных неокрашенных матрешек-болванок – быстро умирают. Сейчас бы ей помогали перинатальные центры и неонатологи. Сейчас бы ее обхаживали социальные службы. А может, никто бы ей и не помог, потому что она непутевая, а, по Солженицыну – так вообще праведная, святая?

Вот на сцену спускается экран с фильмом из богатой западной жизни. Односельчане сидят в кинотеатре и смотрят, как кокетливая героиня флиртует со своим ухоженным другом. Но у Матрёны другая судьба: в ее белую свадебную фату врезается топор – не убил суженный, и на том спасибо. Ее жизнь на сценическом экране – это черно-белое кино, где одинокая фигура бредет по бесконечному российскому пейзажу.

Односельчане не то чтобы не любят Матрёну, но с удовольствием пользуются ее бессеребренничеством. Когда Матрёна попадает под поезд, то на ее одеревеневший домашний фикус накидывают черную тряпку – и забирают ее вещи, которые не успели поделить до смерти.

Односельчане – вообще люди интересные. Они задорно поют неприличные частушки, через которые прорывается утрамбованная советской властью сексуальная энергия. Они застывают в выразительных позах с поднятыми, как у истуканов, руками – то ли защищая порядок, то ли восставая против него. Они завороженно смотрят на кукольную модель первого советского спутника – колченого колосса, марширующего по сцене.

Советское государство существует на сцене как железнодорожное чудовище. В виде рассказа про пассажирский состав, на который никогда нет билетов в кассе, при том что все вагоны в нем – свободные и мест полно. В виде двух правоохранителей, которые светят в лицо зрителю, объясняя, что важна не смерть человека, а опасность для скорого поезда. В виде спускаемого сверху гигантского дорожного знака “железнодорожный переезд”, который напоминает лицо исполина с мигающими глазами-семафорами и заклеенным накрест ртом.

В 1956 году, в котором Солженицын поместил действие своего произведения, на Западе был изобретен первый видеомагнитофон и первый компьютерный жесткий диск. Об их существовании в пьесе, естественно, не упоминается. А напрасно. Ведь с помощью современного видеомагнитофона можно воспроизвести спектакль с высокой четкостью. А на жестком диске компа – уместить все рассуждения о спектакле. И наконец, с помощью этих или других технических средств, попытаться понять… Жизнь Матрены – это подвиг, к которому нужно стремиться и который надо сейчас, в современных попытаться воспроизвести в реальной жизни всем нам? Или это результат выученной беспомощности и эксплуатации женщины, за что ей можно только посочувствовать, но ни в коем случае не допустить повторения такой ситуации, в которой Матрёна оказалась?

Автор Родион Чепалов

Фото: сайт Театра им В. Ф. Комиссаржевской

ПОМРЕШЬ — ТАК МЕНЬШЕ СОВРЕШЬ

«Матренин двор. Житие праведницы в одном действии». По рассказу А. Солженицына.
Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Леонид Алимов, художник Анвар Гумаров.

Спектакль честно-откровенно начинается с похорон главной героини, незаметно переходящих в поминки. Молитвы читают, хотя и путают. Плакальщицы воют. Слишком горько горюющих одергивают — не порть, дескать, чина. Стопки опрокидывают истово, как земные поклоны кладут. Далее действие развивается очень натурально. Вполне узнаваемые нравы. Вполне реалистические костюмы. Вполне адекватный говор: условный северорусский, но без излишней детализации. Сцены нищего быта, полудеревенского и полупролетарского. Редкие воспоминания о молодости героини. Обыденный советский абсурд: торф для отопления избы купить невозможно, его приходится воровать.

Постепенно, однако, понимаешь, что все клонится к одному. Основа сценической конструкции — две скрещенные орясины: то ли рухнувший могильный крест, то ли бревна рассыпанного сруба. На переднем плане куча угольной пыли, и в нее постоянно что-нибудь прячут — захоранивают. Киноэкран на заднике: осенние голые поля, солдатские эшелоны, а в финале — косой красный крест железнодорожного семафора. Дома у Матрены только колченогая кошка да тараканы. Двор у нее тоже выморочный: шестеро детей умерли в младенчестве. И еда несъедобная: прогорклая каша да суп картонный. Это потому, что пища мертвых живым не годится.

Наконец, и гибель настигает героев на железной дороге. Традиционная некрасовская символика: «А по бокам-то все косточки русские». У меня вообще-то давно сложилось представление о творчестве Александра Солженицына. Все оно живописует этакое бытие-к-смерти. Что и неудивительно: все-таки главными событиями жизни классика были мировая война, адский лагерь и смертельная болезнь, после которой он чудом выжил.

Поэтому «Архипелаг ГУЛАГ» нарезан кругами наподобие дантова Ада. Имеется и отдельный роман «В круге первом». Да и «Красное колесо» однозначно воспринимается как инструмент кровавой казни — колесования. Но особенно откровенна повесть «Раковый корпус», где речь идет о некоем предбаннике вечности. Кстати, и герой ее, прошедший лагеря и одолевший болезнь, носит фамилию Костоглотов. И это, несомненно, вариант Кощея Бессмертного.

В этом смысле «Матренин двор» казался мне рассказом боковым, далеким от главной темы Солженицына. Тем более что некоторые критики выводят из этого рассказа чуть ли не всю нашу деревенскую прозу 60-х и 70-х.

Постановка Леонида Алимова помогает осознать, что и «Матренин двор» — самый что ни на есть солженицынский мейнстрим.

Особенно важен здесь образ рассказчика Игнатьича — единственного живого человека на этом острове мертвых. Он хотел поселиться в деревне с чудным названием Высокое Поле, но туда ему почему-то путь заказан. Видно, не прошел еще все предназначенные круги, потому и очутился на станции Торфопродукт. Кстати, и торф ведь — труп растений, продукт разложения, на полпути к горючему камню.

В спектакле образ рассказчика двоится: это Игнатьич средних лет (Богдан Гудыменко), непосредственный участник действия, и Игнатьич в старости (Анатолий Худолеев), который лишь комментирует происходящее. Смысл такого раздвоения, видимо, в некотором отстранении/отчуждении, создании необходимой дистанции.

Но прочитывается и мифологический план: только Игнатьич в этом спектакле живет и старится. Все прочие образы — лишь моментальные фотографии, развешанные в произвольном порядке. Или, если угодно, коротенькие клипы. Недаром большинство актеров играют сразу по три-четыре роли. Наибольший диапазон демонстрирует Евгений Ганелин: он и похоронный начетчик, и балагур-частушечник, и уполномоченный из органов.

Нелли Попова в роли Матрены нисколько не напирает на жертвенность или мертвенность. Главное качество ее героини — непобедимое простодушие. Наверное, такой и должна быть хозяйка нашего царства мертвых. Зато Александр Вонтов — председатель колхоза и бывший жених Матрены — трактует свою роль совершенно иначе. Это мрачный костяной старик, беспощадный русский Аид.

В целом это вполне достойное приношение к 100-летию классика. А мораль спектакля, пожалуй, оптимистическая. Должно быть, в преисподней тоже есть свои праведники. Там ведь тоже, чай, русские люди живут.

Главный режиссер Театра имени В.Ф. Комиссаржевской Леонид Алимов выпустил спектакль “Матренин двор” по одноименному рассказу Александра Солженицына. Премьера, которую 11 декабря сыграют в Театре имени В.Ф. Комиссаржевской, посвящается 100-летию со дня рождения великого русского писателя, философа, лауреата Нобелевской премии.

Рассказ был напечатан в журнале “Новый мир” в 1962 году, а в 1989-м – в “Огоньке”. Действие происходит в 1956 году, во Владимирской области. Анна Ахматова так отзывалась о новой работе Солженицына: “Удивительная вещь… Это пострашнее “Ивана Денисовича”… Там можно все на культ личности спихнуть, а тут… Ведь у него не Матрена, а вся русская деревня под паровоз попала и вдребезги”… Лидия Чуковская писала в своем дневнике в 1962 году: “…А вдруг и Солженицына вторую вещь не напечатают? Мне она полюбилась более первой. Та ошеломляет смелостью, потрясает материалом, ну, конечно, и литературным мастерством. А “Матрена”… тут уже виден великий художник, человечный, возвращающий нам родной язык, любящий Россию, как Блоком сказано, смертельно оскорбленной любовью”.

Первоначальное название рассказа – “Не стоит село без праведника”. “Житие праведницы в одном действии” – так определяет жанр спектакля режиссер. В главной роли – простой деревенской женщины Матрены Васильевны Григорьевой – заслуженная артистка России Нелли Попова. “Бессребреница, чудачка, по сути – юродивая”, – говорят про Матрену. Солженицын писал: “Есть такие прирожденные ангелы, праведники, мы их видели, удивлялись (“чудаки”), пользовались их добром…”. Читаем:

– Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шесть детей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, – она не скопила имущества к смерти. Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы…

– Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша.

– Послевоенная Владимирская область, мы переносим на сцену текст Солженицына, ничего не переиначиваем, – поделился с “РГ” режиссер Леонид Алимов. – Это ни в коем случае не “датский” спектакль к 100-летнему юбилею писателя, просто так счастливо сошлись звезды, обстоятельства, наши планы. Я давно хотел поставить “Матренин двор”. Как 30 лет назад прочитал рассказ в перестроечном “Огоньке” (до сих пор помню иллюстрацию), так он меня и не отпускал…

Мне хотелось создать мир деревни – абсолютно отдельный. Уйти в другую реальность. При этом не впасть – еще на уровне сценария – в “сагу о русской деревне”, тем более мы знаем такие образцы великих постановок, к каким не подтянуться. Хотелось сделать притчу, житие, сказ о Матрене. И мы придумали его при помощи сценографии, света, музыки. За что я благодарен постановочной группе. Сценографией занимался главный художник Комиссаржевки Анвар Гумаров, мой постоянный соавтор, мы вместе ставим и в “Балтийском доме”, и в Китае, и здесь. Художник по костюмам – Фагиля Сельская, по свету – Денис Солнцев. Я всегда сам подбираю музыку, это настроение, нерв спектакля. Хотя наша постановка – про деревню, народных песен в ней только две – “Милосердная сестра” времен Первой мировой войны и “На мне шуба худая”.

Многие удивляются, узнав, что согбенную “старуху” Матрену играет Нелли Попова, молодая, красивая актриса. В спектакле занято и старшее поколение, и молодые артисты, только что принятые в труппу. Например, роль Игнатьича в молодости, учителя, постояльца Матрены, исполняет Богдан Гудыменко, выпускник мастерской Сергея Бызгу.

– Я, конечно, была удивлена назначению меня на роль Матрены, – призналась Нелли Попова. – Режиссер хотел уйти от стереотипа: если Матрена, то дородная, здоровая русская женщина. Нет, наоборот – худая, маленькая, хрупкая, на которых и держалась вся земля наша. Матрена – это образ России, как бы это пафосно ни звучало. У нее, как и у многих в то время, нелегкая, нерадостная жизнь была. Послевоенное время: мужиков в деревне мало, вся тяжесть легла на плечи женщин. Безотказная, готовая всегда прийти на помощь, верующая по-своему в Бога, чистая душа, ничего не требующая взамен.

Актриса Светлана Слижикова играет несколько ролей.

– Режиссер выстроил характеры так: Молочница – родная такая Россия, тепло, красота, нежность. Чиновница – зло, которое привело к тому, что Россия на коленях. Сестра Матрены – я задалась, а сестра у меня блаженная, ей ничего не надо, все раздаст, – говорит актриса. – Конечно, я мечтала сыграть прозу Солженицына. Рассказ “Матренин двор” прочитала еще в юности. Простая история, казалось бы. Но какая трагическая… Так моя мама жила, и ее мама тоже. Что они видели радостного? И не любят односельчане Матрену, и топчут, сгибают, и смеются над ней. А она – как березка – гнется, а потом раз – и выпрямится. Если задуматься, это не только образ женщины, это образ России. Так трудно и так страшно – познать любовь и потерять. И нести ее в своем сердце всю жизнь… Ни мужа, ни детей. И радости никакой. Но обрела покой в душе, связь с Богом. Живет вне суеты, радуется солнышку. Необласканная, недолюбленная, а все равно несет свет и тепло. Такая она, наша женская природа. Спектакль пронзительный, своевременный, говорят нам зрители.

Будет ли интересна постановка зрителю ХХI века, особенно юному, молодому, тронет ли его? Такой несовременный текст: “Не берет Матрена денег, работает на других бесплатно”. “Ходики куплены в сельпо”. “А завтрак вам приспе-ел”. “Что мог я заказать к ужоткому? Все из того же, картовь или суп картонный”. Бараки, Торфопродукт, собес, канцелярия…

– Нужна ли кому-то сегодня эта история? Мы тоже задавались этим вопросом. Эта история генетически в каждом из нас. В воспоминаниях о наших бабушках, прабабушках. Они – это мы, Матренин двор. Каждый вспомнит что-то свое. Я знаю, кому посвящаю этот спектакль, – говорит Нелли Попова.

Народный артист России Георгий Корольчук (Игнатьич в старости) на вопрос корреспондента “РГ”: “Думали вы, что когда-нибудь будете играть прозу Солженицына?” ответил:

– Думал. Я Солженицына читал, читаю, знаю и люблю. Невозможно было пройти мимо того, что прочитано, и вот Александр Исаевич позвал… Счастье, что это произошло. Полтора часа тишины в зале дорогого стоит. И мы, артисты, находимся внутри этого спектакля в состоянии особого, повышенного напряжения, что для театра приятно всегда. Удовольствие –  находиться в этом спектакле. Так бывает не часто.

Справка “РГ”

Леонид Алимов в 1995 году окончил ЛГИТМИК (ныне – РГИСИ), актерско-режиссерский курс Льва Додина.

С 1994 по 2004 год работал в Академическом Малом драматическом театре. Затем – актер театра “Балтийский дом”. В 2013 году дебютировал как режиссер, представив спектакль “Сталин. Ночь”. Поставил в “Балтийcком доме” спектакли “Встретились – поговорили…” (по произведениям С. Довлатова), “День космонавтики”, “Анекдот” (по пьесе А. Вампилова “Случай с метранпажем”), в Театре на Васильевском – “Эти свободные бабочки…”.

С 2018 года – главный режиссер Санкт-Петербургского Академического драматического театра им. В.Ф.Комиссаржевской. Первая постановка – “Доктор Живаго”.

Спектакль Санкт-Петербургского академического драматического театра имени Комиссаржевской «Матренин двор» посвящен 100-летию со дня рождения Александра Солженицына

Подзаголовком постановки режиссер Леонид Алимов вынес слова — «житие праведницы в одном действии». Явно напоминая тем самым, что сам автор когда-то назвал этот рассказ «Не стоит село без праведников». Рассказ был опубликован в 1963 году в «Новом мире», однако редактор журнала Александр Твардовский посоветовал автору название сменить и время действия этого рассказа — полностью автобиографичного — перенести из 1956 в 1953 год. Понятно, почему: ужасы деревенского быта в таком случае можно было списать на умершего вождя. Да и вообще в литературе 60-х воцарялась уже другая интонация — светлая, молодежная, импрессионистичная интонация «оттепели». Солженицынский взгляд  на послевоенную деревню в нее явно не вписывался.

Позднее почти общепринятым стало мнение, что именно с этого рассказа в советской литературе начался период «деревенской прозы». А для Солженицына небольшой по объему и камерный по тематике «Матренин двор» — всего лишь одно из ответвлений его грандиозного таланта, сосредоточенного, в сущности, на иных, планетарного масштаба проблемах — свободы и ответственности, бытия и невозможности существования человека в заданном ему режиме…

Однако спектакль Алимова выявил одну немаловажную  вещь: «Матренин двор», как капля воды, отразил всю суть проблематики главных произведений Солженицына — исследование жизни человека в аду, житие там, где жить нельзя. Ведь и «Архипелаг Гулаг» нарезан кругами наподобие дантова Ада. Имеется и отдельный роман «В круге первом». Да и «Красное колесо» ассоциируется с инструментом кровавой казни – колесованием. А тому, как человек выбирается из промежутка между бытием и инобытием, посвящена повесть «Раковый корпус».

Спектакль «Матренин двор» повествует нам о том же: жить в поселке с «мертвым» названием Торфопродукт — нельзя, невозможно

(кстати, торф — это тоже останки живых растений). Но в поселок под названием Высокое Поле нашему герою путь заказан…

На сцене — два огромных, серых, вытянутых параллепипеда, брошенных друг на друга — то ли поваленный крест, то ли развалившиеся бревна деревенской избы. Перед ними — горка угольного шлака. В него бросают горстки земли односельчане на похоронах Матрены, в нем прячут, как в схроне, бутылки с самогоном — единственной валютой, доступной в послевоенной деревне, из него же Матрена (Нелли Попова) достает белые чурбачки, похожие на заготовки «матрешек» — так вспоминает она своих умерших во младенчестве деточек.

Спектакль с вполне выразительной сценографией Анвара Гумарова можно было бы назвать насквозь литературным — настолько бережно режиссер и актеры обращаются с текстом Солженицына. И хотя композиционно он выстроен совсем не так, как рассказ, боль писателя, его главные, заветные мысли, а главное — узнаваемая солженицынская интонация, меткое и забавное народное словцо — переданы здесь очень точно.

Начинается спектакль со сцены похорон Матрены, плавно переходящих в поминки. Здесь читают, путаясь, молитвы, воют, как положено, плакальщицы, чересчур яро горюющих женщин мужья одергивают, чтобы не портили чина. И стопки опрокидывают истово, словно земные поклоны кладут.

Два рассказчика, возрастной Автор (Георгий Корольчук) и он же в молодости, Игнатьич (Богдан Гудыменко), повествуют о жизни Матрены: временами — лично наблюдаемой, временами — рассказанной ею самой или ее близкими.

И история драматического замужества — любила одного, да выйти пришлось за другого, и краткие жизни умирающих один за другим Матрениных детей, и ее отношения с родней и односельчанами предстают перед нами унылой чередой трагических эпизодов. Да случались ли в этой адской жизни хоть какие-то просветы?

Авторы спектакля вслед за автором рассказа показывают: случались. Режиссер сумел вытащить из этого повествования даже комические линии. Невозможно не усмехнуться, увидав административный раж чиновницы наробраза (Светлана Слижикова) или суетливую побежку баб, вынужденных воровать торф для личного подворья.

Но все даже смешные эпизоды оборачиваются трагикомедией — не бывает в аду чистой, беспримесной радости.

И облик Матрены, нацепившей на себя невестинскую фату, разрешается безмолвным криком о несостоявшемся супружеском счастье. Что не менее горько, чем нелепая смерть под колесами поезда.

Впрочем, исполнительница главной роли отнюдь не педалирует истовую жертвенность Матрены. Главная черта этого характера — скорее простодушие, все поглощающая нерасчетливая, даже глуповатая порой искренность. Трогательный и убедительный образ. Видимо, только такие великомученики способны вынести все испытания, что уготавливает им адское бытие.

Серо-черно-коричневый колорит спектакля оживляют разве что кадры киноэкрана на заднике сцены: светлые березы, уходящие вдаль солдатские эшелоны. А в финале — красный крест железнодорожного семафора. И он тоже символичен. «А по бокам-то все косточки русские», как сказал по другому поводу другой наш классик. Впрочем, разве так уж разнились их темы?

05.12.2018