НАШ НЕПЛОХ

 К 65-летию творческой деятельности заведующего музыкальной частью  Театра им.В.Ф.Комиссаржевской  — заслуженного работника культуры РФ ВЛАДЛЕНА НЕПЛОХА

1 апреля 65-летие творческой деятельности отметит заведующий музыкальной частью Театра им.В.Ф.Комиссаржевской Владлен Шмеркович Неплох – уникальный человек, музыкант, «стиляга», переплетчик, романтик, интеллигент, «врач человеческих душ»…..

 Из биографии:

Играл в оркестре Александра Вепринского (с 19 лет), оркестре Александра Блехмана, оркестре Вайнштейна. Это был период, когда запрещали играть иностранные вещи, «время, когда разгибали саксофоны» и говорили, что от саксофона до ножа один шаг… Работал в Грузинской филармонии, руководил грузинским ансамблем, играл в Государственном ансамбле Сибири в Красноярске. Преподает в Школе искусств им.Ростроповича с 1988 г.  (преподаватель высшей квалификационной категории по классу бас-гитары). Заслуженный работник культуры РФ, ветеран труда. Имеет учеников, ставших профессиональными музыкантами. В Театре им.В.Ф.Комиссаржевской служит заведующим музыкальной частью. Ему принадлежит музыкальное оформление множества спектаклей театра, среди которых: «Доходное место», «Живой товар» (реж.И.Коняев);   «Страсти по дивану», «Тише, афиняне!», «Утоли моя печали…» (реж. Г.Корольчук); «Театр»  и «Про Любовь» (реж. М.Бычкова); «Двенадцать месяцев» (реж. Т.Абросимова); «В одном департаменте…» (реж. Ю.Стромов и Г.Корольчук); «Бесконечный апрель» (реж. И.Латышев).

Художественный руководитель Театр им.В.Ф.Комиссаржевской Виктор Новиков:

Владлен Неплох  — один из самых замечательных людей нашего театра.  Человек, который вообще никаких врагов здесь не имеет и не может иметь по определению. Его доброта уникальна. И я редко встречал музыканта, который бы знал всего Пушкина наизусть. Он знает сотни стихотворений и всегда их читает на различных праздниках, творческих вечерах, очень умно применяет их по делу, по смыслу и по ситуации.  Человек этот разносторонне талантливый. Он был одним из уникальных музыкантов, которые играли в первых джазовых оркестрах – и в Тбилиси, и в Петербурге (с Голощекиным и многими другими музыкантами), его музыкальный багаж бесценен. У него есть еще одна профессия, которой сегодня он мог бы зарабатывать гораздо больше, чем работая заведующим музыкальной частью: он делает уникальные переплеты. К нему обращаются из Публичной библиотеки, Духовной Академии, не говоря уже о частных лицах. Книжки, им переплетенные – это произведения искусства. И совсем уж уникально – он никогда не берет за это деньги. Это его некая благотворительная акция – так уж он любит книги.

Это человек, который не ощущает своего возраста. Абсолютный хулиган. И когда выходили какие-то книги о джазе, фильм «Стиляги», то обращались к Владлену, чтобы спросить у него, как и что происходило на самом деле в этот период в стране, в Ленинграде. Какой был раскрой у брюк, какие были туфли, на какой платформе, где ходили «стиляги», где были их места, — он всё это хорошо помнит.

И еще – я редко встречал таких «кошатников», как он. Я отношу себя к «собачникам» (у меня когда-то были собаки), а у Владика постоянно есть кошки. Поэтому он никуда уехать отдыхать не может – как оставить своих любимых кошек, которых кормит, за которыми ухаживает? …Несмотря на свой серьезный возраст, он настоящий маменькин сынок — часто вспоминает маму, что и когда она говорила, часто ее цитирует – и в этой любви тоже есть его сегодняшняя уникальность. В мире достаточно жестоком, я бы сказал, —  безжалостном,  — Владик производит впечатление странное, потому что сегодня уже так себя не ведут: ТАК — не здороваются, ТАК — не общаются, Так — не болеют и ТАК — не любят, как это делает наш любимый Владик….

Из интервью с Владленом Неплохом:  «О стилягах, времени, людях, ленинградских местах…»

Были разные стиляги. Мы были обыкновенными, старались одеваться, старались слушать музыку американскую, старались где-то смотреть западные фильмы. Помню, как смотрели где-то в подвале «Серенаду солнечной Долины» и другие замечательные фильмы… Мы не боролись, не были «идеологическим стилягами» — просто пытались быть свободными. В одежде, в мыслях.  «Шлифовали» Невский проспект  — встречались «у зеркал» (угол Литейного и Невского, сейчас там книжный магазин) и шли  — от Литейного до Московского вокзала, до Восстания и обратно. Этот участок проспекта называли «Бродвей». Как говорил Александр Сергеевич Пушкин: «Тогда, душой беспечные невежды /Мы жили все и легче и смелей/ И пили все за здравие надежды/ И юности и всех её затей.»

Еще было тогда популярно кафе-мороженое — «Лягушатник» — это напротив Казанского, за Домом Книги. Там было два зала, где можно было выпить принесенного с собой портвейна. Мороженое было очень вкусное… Кафе «Север» называлось «Садко». На крыше «Европейской» (называли просто «Крыша») подавали бастурму.  Еще помню кавказский ресторан в подвале у Казанского собора. А в «Астории» был кафетерий, где мы собирались днем, «душой беспечною невежды».

О людях:

К нам на танцы в «Пятилетку» иногда приходил высокий рыжий парень слушать музыку. Мы брали на углу Театральной площади бутылочку портвейна («777» или «Агдам», «33»-й)… Парня звали Иосиф, а потом он стал известным поэтом Бродским.

Часто мимо «зеркал» проходил  высокий парень всегда за руку с девочкой. Она казалась очень низкой, потом выяснилось, что просто парень очень высокий…. Им оказался Довлатов. Часто мы играли «халтуры» (и запрещенную музыку) на всяких закрытых вечерах: в Академии Художеств, в Доме архитектора, кинотеатре «Великан». И,  чтобы туда попасть, Серёжа Довлатов меня всегда ждал — я ему давал контрабас, и он с контрабасом проходил, как с пропуском. Это было время такое интересное: с одной стороны, нас «стилягами» называли, а с другой стороны,  — почти у каждого дома висел портрет Хемингуэя.. За нами гонялись комсомольские патрули. Но тогда ещё читали книги, понимаете? Мы зачитывались «Стариком и морем». А сейчас вряд ли кто вспомнит Хемингуэя — даже не «стиляги», а просто студенты университета.

Как писала Фатьма храброму Автандилу (Ш.Руставелли «Витязь в тигровой шкуре»): «Из кувшина можно вылить только то, что было в нём» — и тут ничего не поделаешь. Ещё один философ, Козьма Петрович Прутков (директор пробирной палатки), говорил: «Ни при каком усердии одно яйцо два раза не высидишь»…

«Много званных, да мало избранных» — боюсь, что это так. В те времена мы никогда не были сыты, не было сегодняшнего изобилия.  Устриц не было. Сейчас есть устрицы. Но нет Бродского. Но, как говорил Василий Андреевич Жуковский, — «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были». Я думаю,  — это главное.  Печаль моя светла… А что делать? — с этим надо жить. Раньше в русской традиции говорили: не умер, а «приказал долго жить». Я часто об этом думаю.  Нам долго жить — для чего? Чтоб мы помнили, наверное. Что мы и будем делать.