Прикинь, что ты — Бог

Что есть человек, сколько стоит другая жизнь, что есть Бог и есть ли он внутри каждого из нас? Истории человеческого одиночества, богооставленности — в спектакле Александра Баргмана «Прикинь, что ты — Бог» в Театре им. Комиссаржевской. Накануне премьеры «МР» поговорил с режиссером.
Александр Баргман о спектакле «Прикинь, что ты — Бог»:
Сборник одноактных пьес «Прикинь, что ты – Бог» составлен Вишнеком (часть новелл мы в спектакль не включили) из трех блоков, которые имеют свои названия: Границы, Агорафобии (агорафобия – боязнь открытого пространства), Пустыня.
«Границы» – тема, связанная с войной, с подавляющей государственной структурой, с несвободой. Это тема унижения человека государством, строем, власть имущими, а в результате возникает тема взаимного унижения, самоуничижения. Любое государство всегда является неким силовым началом, которому подчинена конституция, четко очерчивающая круг прав, обязанностей и ограничений, но война обостряет, усиливает и без того существующие проблемы, противоречия.
Сам факт убийства человека человеком для меня и есть ужас, сюрреализм нашей жизни. И это даже не пограничное состояние мира. То, что люди на кого-то нападают, чтобы отвоевать территории, гибнут миллиарды – это не поддается моему пониманию. Никто мне не сможет объяснить, почему это происходит.
Жертвой любой войны всегда является человек. В первой новелле один из новобранцев выбирает НЕ стрелять, НЕ убивать. Его выбор – отказаться от стрельбы, но что будет с ним дальше – неизвестно. В одной из следующих пьес в человеке-функции обнаруживается Человек. По нашему замыслу и сговору, актер (Родион Приходько) играет персонажа, в котором человек не погиб и способен усомниться в непогрешимости государственных законов, способен протянуть руку помощи, но не может…Не может, поскольку он – на страже государственной границы….
Вишнек в своих пьесах усугубляет ситуацию: люди убивают, унижают не только друг друга – себя унижают, принижают, а, порою, возвеличивают — и в разнонаправленности векторов есть некий ключик разгадки названия пьесы: «Прикинь, что ты – Бог». Порою, мы берем на себя право вершить чью-то жизнь. У каждого — своя правда бытия, от этого никуда не деться, мы сами себе боги, вот в чём дело…. А прелесть и абсурдизм этих пьес в том, что, как подсказывает последняя новелла, Бог еще сам не знает, что он – Бог… Это ощущение тревоги, растерянности самого Христа перед тем, что с ним происходит, пронизывает каждую историю.В названии «Прикинь, что ты – Бог» есть элементы и комизма, и трагизма, и узнаваемой сегодня гордыни, легкости в решении каких-то неразрешимых вопросов.
Тема смерти присутствует у Матея Вишнека почти в каждой новелле. Сам трагизм жизни обусловлен тем, что она конечна. Это ощущение конечности и борьбы за осмысленность бытия пытается исследовать Вишнек, и мы — вслед за ним. Как попробовать не стыдиться своих поступков? — Это мало кому удается – быть адекватным своим желаниям, мечтам, реальности… Как в этой связи общаться с другими? Как не нарушить чужого поля? — а если дотронуться до него, то какова цена?
В этих пьесах человек борется с самим собой, с другими людьми и с мироустройством, но я меньше всего хотел бы, чтобы этот спектакль был назидательным.
Как мне кажется, это не богоборческий материал, – он о желании любви и ее проявлениях В блоке «Агорафобии» текст про слепца и собаку – о проявлении высшей безусловной любви. Собака – мега-друг. В ней есть только любовь и преданность своему хозяину, помноженная на животную интуицию.
Часто пьесы Вишнека наполнены не знанием, а сомнением, растерянностью, тревогой. В новелле «Кто еще хочет счет?» я ощущаю шлейф потери людей. Все ушли, а кафешка работает. Все эти люди, с которыми официантка разговаривает, существовали, но превратились в фантомов. Тем не менее, они возникают не в ее воспаленной голове – они действительно здесь когда-то были… Больше никого нет. И мне было важно проявить несчастную, брошенную, одинокую, недолюбленную, сумасшедшую женщину, у которой ничего не осталось – только столы, скатерти и ветер…
Мне нравится, что все пьесы такие разные, как будто несколько композиторов написали эту симфонию.
И этим текстам должна соответствовать какая-то особенная прекрасная и трагическая музыка.
У зрителя возникнет, вероятно, множество вопросов….. Но когда люди выходят со спектакля с вопросами, это хорошо. Я хочу, чтобы зритель шел на этот спектакль за разговором: не за развлечением, а за вопросами, которые помогают не останавливаться в размышлениях о себе, других, о мире…

В России писателя румыно-французского драматурга Матея Вишнека практически не знают, хотя во всем мире идут его пьесы. Познакомит нас с драматургом режиссер Александр Баргман, который на сцене театра им.Комиссаржевской поставил по его пьесам спектакль «Прикинь, что ты – Бог».
Вишнек иронически и парадоксально мыслит, его излюбленная тема – свобода и несвобода. «Моя национальность — полет птиц, – размышляет писатель, – Я хочу быть той же национальности, что птицы, их не останавливают на границах. Я хочу быть той же национальности, что облака, они плутают над всей землей. Я хочу иметь те же права, что ветер, что птицы и звездный свод неба». Эта тема, как и размышления Вишнека о войне, о том, что есть человек, и есть ли Бог внутри каждого из нас, близки Александру Баргману. Так что не удивительно, что он взялся за сборник коротких пьес румыно-французского драматурга, каждая из которых – истории человеческого одиночества, и перед переходом в иной мир героя ненадолго может задержать «длинный кофе». Примечательно, что сам Вишнек назвал свой сборник «Считай, что ты — Бог», а Баргман внес маленькую, но существенную «поправку». Как объяснил режиссер, «в сопоставлении «Прикинь, что ты – Бог» есть элементы и комизма, и трагизма, и узнаваемой сегодня гордыни, легкости в обхождении с какими-то очень тонкими субстанциями».

Российскому читателю уже добрые четверть века доступны произведения литераторов — выходцев из бывших стран соцлагеря, нашедших пристанище на Западе, — и до сих пор в цене у нашей интеллигенции их чувство внутренней свободы, их отнюдь не отдающее великодержавным шовинизмом, но и лишённое пиетета, скептическое, зачастую язвительное (экая неблагодарность!) отношение к приютившей их цивилизации — и в чём-то непременно родственная нашей культурная почва, а также навязчивая духовная потребность человека, который, будучи лишён гарантий сытости (а тем более пресыщенности), приходит к выводу о второстепенности этой самой сытости (прямо по Горькому!).
И, стало быть, не прогадал Александр Баргман, обратившись для новой своей постановки «Прикинь, что ты — Бог» на сцене Театра им. Комиссаржевской к сюжетам, написанным Матеем Вишнеком. На премьере 14 мая 2016 года зал многократно заглушал артистов хохотом, а в остальное время вслушивался в то, над чем невозможно не задуматься.
С каким бы предшествующим опытом ни пришёл зритель на новый спектакль «Комиссаржевки», он непременно найдёт что-то близкое своему мировосприятию. Те, кому привычнее прямые политические аллюзии, — вот вам, пожалуйста, диалог двух затаившихся в засаде стрелков, вызывающий в памяти череду гражданских войн от бывшей Югославии до сегодняшней Украины; мать с сыном, безуспешно, как любые беженцы без документов, пытающиеся пройти пограничный контроль; заключённая, которой гарантировано право позвонить, но только для вида : телефон-то муляжный… Те, кому интереснее бытовая «драмедия», — вот смотрите, как доводят друг друга почти до истерики нанятая миллионером суррогатная мать с приставленным к ней охранником или миролюбивый флегматичный кавалер с ехидной, способной усложнить до предела простейшую жизненную ситуацию дамой… А если вы предпочитаете видеть на сцене не приземлённые сюжеты, а хоть невысокий, но полёт фантазии, — для вас фотографу на пляже явится морская царевна, а слепой в сопровождении собаки-поводыря станет просить милостыню под видом торговли небесными телами… А ещё в глубине сцены на специальном помосте присутствует струнное трио, сопровождающее живым звуком движения и переживания героев. Это именно ненавязчивое «подзвучивание» происходящего на переднем плане; собственно музыкальный ряд спектакля сложился из разноязыких эстрадных аудиозаписей, которые даже в сюрреалистической ситуации отсылают память к чему-то узнаваемому, почти родному, к какому-то подзабытому «там и тогда».
…Двенадцать интермедий в течение одного вечера с антрактом выстраиваются в череду событий, не связанных между собой, но непременно перекликающихся хоть намёками друг с другом — как оно и должно быть по воле Творца, в которого может не верить впрямую, но чьё дыхание чувствует за собой писатель, смотрящий на мир широко открытыми глазами, прислушивающийся к малейшему шороху и незначительному лепету и забирающий в голову все перипетии человеческой жизни, какие только встретятся на его пути. Так и замыкается эта круговерть: от рассуждений снайпера на крыше о том, как можно и нужно представить себя богом, благо он, похоже, не думает и не говорит, а только целесообразно действует, — до монолога только что распятого ещё ничьего не Спасителя, который просто читается с помоста, подсвеченного белыми плафонами. Текст, написанный от лица вряд ли божьего — скорее человеческого — сына, настолько естествен и понятен, что дает возможность каждому слышащему почувствовать себя на его месте.
Техногенный стиль оформления сцены — от белых стеклянных шаров, унизавших арку помоста, до бесчисленных прозрачных капсул с лампами внутри, свисающих на шнурах с длинных перекладин (чего стоит слаженное чередование подъёма и спуска одной перекладины за другой, отчего светильники представляются каплями чудовищного ливня!) — и аскетичный реквизит (допотопная камера фотографа, телескоп «звездочёта», столы со стульями в ресторанном зале) настолько функциональны, что ни минуты лишней не задерживают внимание только на себе — они органично встроены в действие, выступая его необходимыми и достаточными составляющими.
Театр, взявший в репертуар такой спектакль, имеет безусловное право по прохождении условного срока «обкатки» выдвинуть его на соискание одной из наград профессионального сообщества. Потому что это действительно грамотно сделано, «ладно пригнано» и неподдельно, подкупающе одушевлено.

Ярким, оригинальным и актуальным театральным премьерам в нашем городе традиционно рады. Большой удачей и знаковым событием можно считать постановку «Прикинь, что ты — Бог» по произведениям современного румынского писателя и драматурга Матея Вишнека на сцене театра им. Комиссаржевской. Его называют «вторым Ионеско», выражая тем самым в этом сравнении склонность автора к осмыслению абсурдности нашего бытия в своих произведениях.
12 разнообразных по содержанию новелл, которые обозначены в программке бесхитростным словом «сценки». «Эта страна, блин, тобой дорожит», «Сэндвич с курятиной», «Я больше не твой милый зайка»- вот названия лишь некоторых из них. Интрига, провокация, неукротимое любопытство. Простая сценография: главным украшением сцены являются подвешенные под потолком лампочки, источающие яркий пронзительный свет. В глубине сцены притаилось трио музыкантов. По бокам сцены- стулья, на которых сидят актеры, ожидающие своей очереди перевоплотиться в своих героев и предстать перед публикой в той или иной истории.
Вереница непростых жизненных ситуаций и сюжетных линий: киллер, никак не решающийся выстрелить в жертву, слепой с собакой-поводырем, которая забывает дорогу домой, официантка из прибрежного кафе, которая ведет эмоциональные разговоры с … пустотой. Какие-то истории искренне заставляют смеяться, от прочих же на глазах наворачиваются слезы, а в горле возникает предательский горький комок. В некоторых «сценках» грань между абсурдом, трагедией или уморительной комедией можно считать неявной и размытой. Впрочем, а разве и сама наша жизнь не такая?
Один из самых ярких фрагментов спектакля — новелла «Погодите, вот спадет жара». Беженка с маленьким сыном целый год ждет разрешения пересечь границу. Ее жизненная трагедия никого не трогает: бюрократические проволочки оказываются сильней и страшней. Пронзительный и эмоциональный монолог молодой женщины насквозь проникнут антивоенными настроениями. На все казенные вопросы анкеты она отвечает фразами в духе «Моя национальность – это птицы, их не останавливают на границе». Выжить в агонии гражданской войны, чтобы затем умереть из-за последствий бумажной волокиты — это ли не самое страшное?
О семейном счастье на фоне волшебного сказочного сюжета о морской царевне, пленившей сердце беспечного фотографа, повествует одноименная история. Любить одну-единственную женщину всю жизнь и даже не заметить, как промчались годы, и молодость уступила место старости – прекрасно, не так ли? Даже сама смерть подкрадывается незаметно, подменяя одну форму существования другой. Одинокая немолодая вдова, которая и была когда-то той самой морской царевной, вспоминает минувшие счастливые дни со словами: «Когда мы старимся с человеком, которого любим, то не замечаем этого».
Особенный отклик нашла у публики новелла «Я больше не твой милый зайка». В основе лежит весьма провокационный момент: сюжет строится вокруг темы секса с довольно откровенными и фривольными репликами. Но ошибочно полагать, что история упирается в пошлость и неуместный эпатаж. Все гораздо серьезней и глубже. В самом деле, мужчины и женщины — разные по природе своей создания. По всей видимости, это все же не пустые слова, не расхожий штамп. Нам не понять друг друга, мы хотим разного, видим одни и те же явления иначе. Единственный момент истинного единения мужчины и женщины — акт физической близости. Но лишь только стоит ему закончиться, вновь наступает трагическое непонимание.
И совершенно невероятный финальный монолог от имени Иисуса, ставящий точку в спектакле. «У меня ничего не болело, и я ждал смерти»- так называется эта заключительная часть. Пробирающий до дрожи текст читается с листа нарочито будничным, отстраненным и небрежным тоном. Ощущения Христа с момента распятия и до бесконечности. Он ждал смерти, а она все не наступала. Он хотел покоя и погребения, а люди возвели вокруг его тела храм и начали поклонение. «Я не мог понять, почему все эти люди молятся о моем воскрешении, если я еще не умер»- так говорит Иисус. И эта мысль заставляет нас пересмотреть свое отношение к религии и вере.
Двенадцать историй. Таких, казалось бы, разных, но связанных невидимой надсюжетной линией. Что есть наша жизнь? Чего в ней больше: смеха или слез? Достижимо ли счастье? Есть ли справедливость в этом мире? Все глобальные вопросы об устройстве мироздания занимают зрительский ум во время спектакля и после его окончания. Кажется, все невероятно сложно и вместе с тем — невыразимо просто. До высшей точки.
Марина Константинова, специально для MUSECUBE

Сборник коротких пьес румынско–французского драматурга Матея Вишнека в русском переводе 2009 года называется «Считай, что ты — Бог». Александр Баргман, с начала марта уже бывший главный режиссер Театра им. Комиссаржевской, в названии своего спектакля сменил глагол. Легкомысленное «прикинь» звучит менее назидательно, менее уверенно — воспитывать и наставлять зрителя (а возможно, и актеров) режиссер в этом спектакле не стал.
Хотя поначалу так вовсе не кажется. На оголенную сцену выезжает рампа. На фермах сидят два снайпера. Старший учит новобранца, как выбрать себе цель, будь то бабулька, дедушка с молоком в авоське, девочка со скакалкой… Сцена еле заметно меняется, с боковых стульев, на которых сидят все артисты, участвующие в спектакле, поднимаются Наталья Четверикова, Елизавета Нилова и Светлана Слижикова. Тюремная начальница, унижая ненавистную заключенную, не дает ей позвонить по телефону–автомату — но в финале не может позвонить и сама, хотя «жетон хороший». Следующая микропьеса посвящена мигрантам–нелегалам, у которых вместо паспорта — небо, снег и смерть. Но стоит зрителю заподозрить, что он оказался свидетелем социополитического манифеста, в котором автор и режиссер решили прямо высказаться обо всем — о войне, природе государства (любого), гуманитарных катастрофах и человеческом бесправии, — как на сцену выскакивает собака. И все становится на свои театральные места.
О нет, собака не настоящая. В исполнении успешного сериального актера Ивана Батарева это хип–хоп–акробатическое существо может и в своего хозяина–слепца обратиться, и сказать вслух пару неласковых, но рычит, скулит и копирует прочие собачьи повадки с особым драйвом, будто вспоминает актерские задания студенческих времен: этюд эффектный, зрительный зал хохочет от души. Одновременно с этой самой коллективной души падает камень.
Спектакль Баргмана, оказывается, не про политику, это все о любви.
Точнее, это все — о любви к профессии. Все актерские работы блестящи, будь то полноценное соло Анны Вартанян в роли официантки за гранью истерики, у которой нет времени настолько, что за ночь не успевает свариться суп, или двухминутный выход Ефима Каменецкого — ветерана неизвестно какой войны с пронзительным: «Американцы, вы опоздали на пятьдесят лет». Абсурдизм «второго Ионеско», как прозвали Матея Вишнека французские журналисты, мягок, изящен, как хороший анекдот, не слишком требователен к зрителю (а значит, и исполнителю), разыгрывать дуэты и трио из сборника «Прикинь, что ты — Бог» — одно удовольствие. И в игре актеров радость от хорошо сделанной работы более чем заметна.
По словам Александра Баргмана, «тексты Вишнека наполнены сомнением, растерянностью, тревогой». В постановке растерянность вызывает разве что финал. Когда Валентина Панина зачитывает монолог Иисуса Христа мерным дикторским тоном (за спиной — трио музыкантов вместо оркестра, перед глазами актрисы — пюпитр с текстом, ее коллеги усаживаются на авансцене, изображая еще один ряд зрительного зала), поневоле начинаешь сомневаться в легитимности режиссерского хода. Внезапный крен в псевдовербатим пусть и можно объяснить самим текстом (а как еще произносить вслух мысли висящего на кресте Бога, который все никак не умрет), но спектакль из–за него входит в штопор. Легкая, сугубо светская, ни к чему особенно не обязывающая театральная игра обрывается вдруг — и навсегда. Впрочем, в этом есть определенная логика: выйти из штопора и продолжить спектакль было бы гораздо сложнее.

НОВЕЛЛЫ ЖИЗНИ/ «ПРИКИНЬ, ЧТО ТЫ — БОГ»
Театр имени В. Ф. Комиссаржевской. Режиссер-постановщик — Александр Баргман. Премьера — 14 мая 2016 года
Пьесы современного румынско-французского драматурга Матея Вишнека пока не очень известны петербургскому зрителю. Но за последние несколько месяцев имя Вишнека появилось на афишах сразу двух театров: Театра имени В. Ф. Комиссаржевской и Театра «На Литейном». Режиссер Александр Баргман выбрал для своего спектакля двенадцать (по числу апостолов в Евангелие) сценических новелл из сборника «Считай, что ты — Бог». Каждая история становится у него самостоятельным спектаклем. Короткая пьеса при минимуме внешних средств и ограниченных пространственно-временных возможностях призвана аккумулировать мощный заряд чувств и мыслей. Она улавливает изменчивость и подвижность, обманчивую наполненность и пустоту, пунктирность и мозаичность человеческой жизни. Заменив «считай» на «прикинь» в названии постановки, режиссер вовсе не стремится понравиться молодому зрителю. Театр приглашает честно поговорить о серьезных нравственных вещах на простом, лишенном пафоса языке поколения.
Мир Вишнека не выдерживает тяжести бытового натурализма и однозначности, в нем переплетены метафизика и абсурд. Персонажи в одиночку сталкиваются со смертью, войной, переживают любовь и безуспешно пытаются найти, за что ухватиться и кому довериться. Это сегодняшний растерянный человек страдает, сомневается и задает непростые вопросы себе и окружающим. В пьесах Вишнека, в традиции драматургии абсурда люди, обреченные на одиночество, пытаются докричаться друг до друга, но оказываются не способными услышать другого.
В каком-то иллюзорном городе у моря жизнь протекает циклично, она подчиняется приливам и отливам. И где-то посередине этого житейского моря, между жизнью и смертью, словно на волнах, барахтается человек, надеясь продлить свое земное существование, оттянуть момент неизбежного ухода.
Сцену, погрузившуюся во мрак, освещают только лампочки под потолком. Это и «реальные» звезды из истории «Того и гляди дождемся дня, когда собаки тысячами полезут из моря», и метафора в «Снайперах» — нечто, напоминающее пульс жизни.
В глубине сцены расположились три музыканта. По бокам сидят актеры, ожидающие выхода. В спектакле-притче (библейской фреске) встретилась большая часть труппы театра, комиссаржевцы разных поколений — от Игоря Грабузова, только начинающего свой театральный путь, до народного артиста России Ефима Каменецкого. Каждый из них становится участником своего эпизода и свидетелем чужой истории.
Обыкновенный «маленький человек» по-своему пытается отстоять право на существование. Жестокость и стремление получить власть над другими принимают в спектакле совершенно будничные очертания сюрреалистичного миропорядка.
В начале опытный снайпер учит младшего убивать людей — «очищать» город от «мусора», и лишь трагикомическая случайность (потенциальная жертва несла в сумке молоко, на которое у новичка аллергия) спасает человеческую жизнь. Следом на сцену выходят Наталья Четверикова, Елизавета Нилова и Светлана Слижикова. Тюремная начальница из «Эта страна, блин, тобой дорожит» изо дня в день унижает немолодую заключенную, подсовывая ей испорченный телефонный жетон и требуя бросать его в щель автомата. И тут режиссер подключает настоящего Бога, чтобы усмирить «бога» тюремного: жетон начальницы также оказывается с дефектом. Жертва и палач уравнены в безысходности.
Калейдоскоп социальных, человеческих драм и катаклизмов продолжают румынские проститутки, пытающиеся соблазнить американского солдата; бегущие от войны мигранты, застрявшие у границы страны «всеобщих прав человека» мать с маленьким сыном. Но попасть в земной рай без паспорта никак нельзя.
В своеобразном моноспектакле Анна Вартанян в роли официантки, порхающая на грани нервного срыва, разговаривает с пустотой, мстит несуществующим посетителям за униженность, одиночество и отсутствие любви.
Трагическое и комическое, переплетаясь в спектакле Александра Баргмана, заставляют зрителей эмоционально сопереживать происходящему. Актерская искренность, живая импровизация оголяют нерв не одномерного, но сложного человека, в душе которого — как всегда, так и нынче — борются добро и зло, прекрасное и уродливое.
Все обманчиво и изменчиво. В новелле «Того и гляди дождемся дня, когда собаки тысячами полезут из моря» ‒ два единственно нужных друг другу существа: собака-поводырь (Иван Батарев) и ее слепой хозяин (Денис Пьянов). Смерть одного — неминуемая смерть другого. В «Морской царевне» жизнь проходит как один миг, и тот, кто любит и любим, не может поверить в угасание второго.
Несмотря на попытки быть сильным, человек, в сущности, мало что может: он не в состоянии понять мысли и чувства родственной души, решившейся на безрассудный поступок ради любви («Сэндвич с курятиной»), боится начать новую жизнь («Автостоп») и не знает, как заполнить образовавшуюся пустоту («Я больше не твой милый зайка»).
И если человек «находится в состоянии глубокой комы», ожидая «спасительного землетрясения», то Бог продолжает жить вопреки приговору Ницше. В двенадцатой новелле «У меня ничего не болело, и я ждал смерти» великолепная Валентина Панина становится перед пюпитром, а все остальные артисты садятся перед ней на авансцене плечом к плечу, образуя еще один зрительный ряд. Она читает монолог Иисуса на кресте мерным, бесстрастным голосом, стараясь ничем не нарушить тот единственно верный трагический регистр, в котором нет пафоса и фальши. И ей удается донести мысль Иисуса до думающего зрителя. Христос, как и мы, растерянно всматривается в неизвестность.
В спектакле «Прикинь, что ты — Бог» нет камертона, который бы настроил жизнь на нужный лад, но раз лампочки все еще горят, а сердца бьются, значит, есть надежда, что жизнь продолжается.
Автор: Елена Омеличкина