18+

Провинциальная фантасмагория в 2-х действиях по произведениям Александра Володина
Постановка лауреата Гос. премии РФ Александра Баргмана
Сценография Анвара Гумарова
Художник по костюмам — Ника Велегжанинова
Композитор — Юрий Гомберг-Соболев
Художник по свету — з.р. культуры России Евгений Ганзбург
Хореография Николая Реутова
Консультанты по стилю — Инна Лукина, Сергей Данишевский
Литературный консультант — Дарья Голубева

Я побежден самим собой.
Устал. И небо угасает.
Пора уже, пора…Постой
Вгляделся вдаль — а там светает.

Александр Володин, автор «Пяти вечеров», «Фабричной девчонки», «Осеннего марафона», — был человеком патологически скромным и пронзительно, до боли оголенным во всем. И еще — «он любил НЕЗНАКОМЫХ ЛЮДЕЙ. Он написал: «Не родственники, не начальники, не подчиненные, просто повстречались несколько человек на одном и том же земном шаре»». (Сергей Юрский). И его истории – о таких вот простых незнакомых людях, о нас с вами, о неслучившихся или случившихся встречах и расставаниях,  — о любви.

Спектакль — лауреат высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит»-2014 в номинации «Лучший актерский ансамбль (Анна Вартанян, з.а. России Сергей Бызгу), участник Третьего «Такого фестиваля» (2014), XI международного театрального фестиваля им. А. М. Володина «Пять вечеров».

Премьера состоялась 22 мая 2014 г.
Продолжительность спектакля — 3 ч. с антрактом

Действующие лица и исполнители:

Петр Кондратьевич Мокин з.а. России Сергей Бызгу
Галина Петровна, его жена Анна Вартаньян
Надежда, их дочь Варя Светлова/ Екатерина Карманова
Женщина из Таганрога  Ангелина Столярова
Алексей, художник
Комсомолец на капустнике
Ринат-дегустатор
Родион Приходько
Жанна, жена художника
«Елочка» на капустнике
Янина-проводница
Елизавета Нилова
Официантка Катя
Комсомолка на капустнике
Татьяна
з.а. России Маргарита Бычкова
Слесарь Николай
Учитель физкультуры Виталий
 з.а. России Анатолий Горин/ Богдан Гудыменко
«Баллон со сжатым газом» на капустнике
Дружинник
Врач Витольд Викентьевич
Денис Пьянов
Мокин на капустнике
Дружинник
Олег
Поэт-диссидент
Иван Васильев/Егор Шмыга
Ведущий капустника
Командировочный
Евгений
Егор Бакулин 
«Елочка» на капустнике
Певица Анжела
Евгения
Ольга Арикова
«Калитка» на капустнике
Улочка
Елена Андреева/Александра Сыдорук
«Елочка» на капустнике
Снежана, медсестра
Варвара Репецкая
Сергей, трубач Сергей Колосов
Пианист Владимир Лыткин

Пресса о спектакле

В Театре им. В.Ф. Комиссаржевской готовится премьера —  »Графоман»по произведениям Александра Володина в постановке Александра Баргмана.

— Александр,  почему именно «Графоман» Володина?

— Я уже давно хотел поставить что-то из произведений Володина — очень люблю его, но «Графомана» выбрал не я, а моя мама. Она нашла журнал «Современная драматургия» за 1985 год, где был напечатан этот рассказ. А когда прочитал, понял, что хочу по этому рассказу поставить спектакль в Театре им. Комиссаржевской.

— Когда у вас впервые произошла встреча с творчеством Володина?

— Осознанно это случилось, когда я посмотрел спектакль «С любимыми не расставайтесь» в Новосибирском театре под руководством Сергея Афанасьева. Ранее я видел фильм «Осенний марафон» и в детстве, в Душанбе, — фильм «Фокусник» с Зиновием Гердтом. Помню, мне все время хотелось, чтобы Гердт Шутил и балагурил, но в фильме этого не увидел и расстроился. А потом Александр Моисеевич пришел на спектакль «P. S. О капельмейстере Иоганнесе Крейслере» («Постскриптум») в Александринку, потом зашел к нам в гримерку и сказал, что это потрясающе, удивительно, жал нам руки, целовал девушек. Это было единственное личное с ним общение.

— Что для вас близко в володинском творчестве?

— Володин для меня — это абсолютный продолжатель Чехова и, как я сейчас уже понимаю, предвестник Вырыпаева. Я сейчас говорю про его манеру письма, про исследование человеческих слабостей, про то, как человек не справляется с собой — про стыдливого и противоречивого человека, про доброго и злого одновременно. В этом смысле это явный продолжатель Чехова — по оголенности души, по отношению к человеку и правде о человеке.

— Вам не страшно оголять эту боль? А вдруг люди сейчас не хотят ее?

— Мне не страшно. Я получаю невероятную радость от репетиций с ребятами, и такой диалог мощнейший с Володиным все время происходит на разные темы! Я думаю, что зритель придет, потому что Володин — про каждого. Мы все — из володинских шарфиков, косыночек, кепочек. Он гений души человеческой и блестящий литератор. Его произведения заряжены энергетически как-то правильно, и звучат очень просто и очень — к сердцу. Еще я обожаю Александра Моисеевича за то, что в своих пьесах, рассказах, повестях, сценариях он никогда не следует какому-то закону составления текстов, композиций. У него почти нет исходных, главных событий, кульминации, развязки, а есть течение жизни.

Я не знаю, каким будет спектакль, получится или нет, но хотелось бы сделать прозрачную пастельную музыкальную историю. И в этом смысле мне интересно заниматься Володиным с очень разными по мироощущению актерами Театра им. Комиссаржевской. Мы берем различные куски из других его пьес, повестей, начинаем потихонечку слышать друг друга — появляется какой-то володинский тон, володинский воздух… У него есть стихи — мощнейшие, и они являются отправной точкой.

— О чем будет ваш спектакль?

— Про возвращение, про успокоение. Этому странному человеку, который, пройдя войну, работает в конструкторском бюро инженером по технике безопасности, казалось, что жизнь обессмысливается, катится под откос. Он перелистывает ее день за днем, а ночью пишет стихи. И спасает его жена, придумав с ним странную переписку. Эта история про двух людей, вернувшихся друг к другу. Я хочу поставить спектакль про свет, про то, что стыдно быть несчастливым, про то, что можно извлекать счастье из того, что дано.

— Почему вам этот герой оказался близок?

— Я, как и Мокин, как и во многом Александр Моисеевич Володин, не справляюсь с жизнью, честно говоря. И ощущение проходящего, уходящего времени вызывает горечь об упущенных возможностях, невозможности совершить то, что мог бы, стыда перед теми, перед кем виноват… И еще: уже стало штампом говорить об отношении Володина к женщинам, но в этом его отношении-поклонении всегда было столько любви, восторженности! «А чем будете закусывать?» — спрашивали его в рюмочной. — «Вашей улыбкой», — говорил Володин…

ПРОТИВ ОГОЛТЕЛОЙ ПРОЗЫ
«Графоман». А. Володин.
Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Александр Баргман, художник Анвар Гумаров.
Поскольку не так давно Александр Баргман в большом интервью энергично отменил театральную критику как профессию («Я не знаю, что такое „театральная критика“, я не понимаю, в чем смысл театральной критики. Каждый режиссер знает свои ошибки, недочеты, знает про свой спектакль больше, чем какая-то женщина, которая на основе твоего спектакля пишет какую-то бездарную статью, оскорбляя и тебя и артистов, чтобы получить за это деньги и пойти дальше »), — сразу предупрежу.
Я не женщина и, в общем, не критик (пишу чрезвычайно редко).
Пишу я не для режиссера и актеров, а для читателей и зрителей (А. Баргман, наверное, не предполагает, что театрально-критический текст расходится по разным адресам).
И, наконец, я заранее отказываюсь от скромного гонорара за то количество букв, которое собираюсь посвятить новому спектаклю Баргмана «Графоман». Правильнее вообще-то было бы промолчать, и я советовал «ПТЖ» сделать паузу в освещении творческого пути А. Баргмана, который описан в этом журнале многими достойными, от первого вступления баргмановской пятки на Александринскую сцену до последних свершений кудрявой режиссерской макушки на просторах России. Но коллеги возразили мне: спектакль и режиссер не являются для критика субъектами, они — лишь объекты для профессионального наблюдения. Ведь если собака откусит вам ухо — это не причина для личной обиды и прекращения всех зоологических наблюдений за данным видом…

А теперь — про нежный и человечный спектакль «Графоман».
Переключаем тумблер.
Этот спектакль не открывает нам новых театральных земель. Напротив, он дает чувство возвращения. Возвращение это не касается предпринятой режиссером стилизации под некие «формы театра 60–70-х». Как раз эти стилизаторские интермедии выглядят в «Графомане» растянутыми эстрадными (эка невидаль — изобразить томную официантку или певицу «под Пугачеву» в ресторане, а также психов-пациентов у психа-врача Витольда Викентьевича. Типа «все с ума посходивши, все с ума посходивши»). Смешно? Конечно, забавно, юмора Баргману не занимать, да и Маргарита Бычкова/Денис Пьянов — отличные характерные артисты.
Возвращение не касается и милых сердцу эстрадных напевов 70-х, и имитации капустника на работе у главного героя, инженера по технике безопасности Мокина. Оно не касается даже ностальгической грусти при виде основного элемента декорации — длинных зеленых скамеек с гнутыми спинками, которыми был уставлен Ленинград. В спектакле они — и поезд, и дом, и вообще вся жизнь, но главное — Мокин хранит под их досками (плашки воспроизведены, кстати, неточно: настоящие, прежние были не плоские, а такие полукруглые, они терли спину, как стиральная доска) вожделенные заначки — недопитые чекушки по 1 руб. 49 коп. (включая 12 коп. стоимости посуды). Без них, «маленьких», он чувствует себя зажатым и неинтересным, а в контакте с ними становится поэтом и вообще свободным человеком.
Нет, я тут о другом возвращении.
О том, что мы вообще возвращаемся к Володину — как домой, в забытую жизнь с улицами без , с разговорами на кухне, неопасными поисками первых пионеров по незапертым подъездам… В жизнь с дурацкими любовями, ошибками и стыдами, которых нужно ошибочно стыдиться, запивая их из чекушки на зеленой скамейке. А запив, мы начинаем видеть, как Володин, в нетрезвой женщине на соседней скамейке героиню скрытой драмы, а в другой, пьющей из горлышка молоко, — трубача…
И трубач в дальнем углу сцены трубит начало спектакля, напоминая Ролана Быкова-Пашу из «Звонят, откройте дверь»…
Двери тоже есть. Двери старого троллейбуса (синего, последнего, случайного?) вделаны в бетонную стену какого-то современного — тем, 70-м, годам современного — модернового здания (представим хотя бы ДК «Октябрьский» на месте Греческой церкви…). Эти двери раздвигают в улыбке Чеширского кота свои резиновые губы, поглощая людей, следующих по предписанному маршруту. Такие же двери в вышеназванные 70-е Давид Боровский вделал в парусиновую стену спектакля «Концерт для…». И они поглощали тогда чудаков, живших свободной лирико-музыкальной жизнью текстов Жванецкого на островке-пляжике. Вне социальных установлений.
Вне социальных установлений хочет жить и графоман=поэт=сам Володин=Сергей Бызгу по фамилии Мокин.
Инженер, несостоявшийся врач, но муж успешного врача Галины.
«Графоман» — сценарий, прослоенный стихами, — Володин писал о безнадеге хорошо знакомой нескладной жизни. О ссорах с женой. О дочери, которая «не спит, не спит, не спит, полюбила злого чудака» — женатого художника «авангардиста-плакатиста»… О стихах, которые нигде не печатают. Об одной единственной публикации в журнале «Молодой колхозник» и неожиданном письме от читательницы из Таганрога, с которой у Мокина начинается переписка, душевная связь и почти любовь. В этих письмах открывается окошко из постылой обыденности — куда-то. Ведь тоска по другой жизни — вне техники безопасности, вне ссор с женой, вне… вне — неизбежна, если ты живой человек и пишешь стихи. «Потом-потом, когда совсем-совсем» — выясняется, что письма писала его жена. Спасая, поддерживая, понимая. И когда Мокин едет в Таганрог, на вокзале… его встречает Галина. Очередной крах мечты. «Не ходи за мной», — говорит Мокин, лишившийся прекрасной дамы и надежды на понимание. То, что это понимание, жена Галина, рядом — не может устроить поэта, нуждающегося в двоемирии. И они продолжают жить прежней жизнью, из которой нет выхода.
Володину, его текстам, его лирике, его воплю, его страданию, его комплексам (как и всем нашим комплексам) всегда нужен проводник. Доверенное лицо. Чтобы вот это — «стыдно быть несчастливым» — не было пафосным резонерством. Чтобы присвоено. Чтобы нелепо. Чтобы — абсолютно искренне. И чтобы потом назавтра стыдиться этой искренности и пить.
В давнем фильме Александра Белинского 1983 года этим проводником был главный человек володинской жизни — Олег Ефремов. Вторая, женская часть (а «Графоман» — два монолога — Мокина и Галины, история с двух сторон), олицетворялась прекрасной и усталой Маргаритой Тереховой. Поэтому мучились внутренним монологом не два простых провинциала, мучились две феноменальные, крупные личности. И в финале фильма Мокин выстукивал одним пальцем (но это был ефремовский палец!) на пишущей машинке Optima очередное стихотворение: «Выкрашу серое — рыжим…», а Галина буднично шла по вызовам больных.
Любимая володинская мысль о невозможности счастья возникала в полную мощь, скорбно выдохнутая прокуренными ефремовскими легкими на крупных планах.
Теперь проводником Володина стал Сергей Бызгу, и они с Александром Баргманом задыхаются от другого: от желания сказать — поэзия может перебороть прозу, стыдно быть несчастливым! Если первая реальность разводит людей, вторая — сводит, и надо вообще-то в первой разглядеть героиню второй, прекрасную Галину — Анну Вартаньян. Они делают романтический спектакль.
Тут надо сказать, что, конечно же, реалист Володин был романтиком. Тема чудачества, индивидуального рыцарства явилась в 60-70-е как целое направление. Молодой Б. Окуджава пел о Прекрасной даме, Ю. Кукин — о том, что «люди посланы делами, люди едут за деньгами», а надо «за мечтами, за туманом и за запахом тайги». Графоман Мокин — герой этого времени, и ему нужен запах тайги.
Но сам-то Баргман как раз сталкивался с романтизмом классическим. Когда-то в спектакле «P.S.» Григория Козлова он был красавцем-двойником маленького, вспаренного, тщедушного композитора Крейслера, страдающего, как писала критика, «конвульсиями нетрезвого сочинительства и комплексами невоплощенной любви». Вот и теперь построено полное двоемирие. Мокин вспоминает девушку, с которой познакомился в Доме отдыха и потом встречался. Рыжая кудрявая Полина Шустарева, маячащая в троллейбусных дверях, ничем не напоминает Галину-Вартаньян с уложенной прической. А вот шар-луна, который они с Мокиным раскачивают, напоминает о романтическом увлечении героя Сергея Бызгу, циркача Октавио (спектакль «Мыльные ангелы») — девушкой-Ангелом, манившим его в воздушные просторы, долой от постылой жены Илуминады, которая была предана мужу так же, как нынче предана Мокину Галина.
Однако, видите, читатель, сколько сошлось в этом спектакле? Так добавлю еще. Сергей Бызгу был партнером Розы Хайруллиной в спектакле Галины Бызгу по Володину «Я скучаю по тебе…». Он играл там вторую скрипку, но было видно, какой Бызгу «володинский человек».
В «Графомане» он вышел в солисты, взяв на себя весь первый акт и сыграв удивительно много.
Хотите верьте, хотите нет, но сидящий на скамейке Бызгу вдруг становится даже похож на Володина. Поначалу он грустен и печален, непривычно для Бызгу спокоен и немолод. «Все уехали в гости, дружно сидят в гостях…» А дальше, выпив, его Мокин мечется и мучится открыто, нелепо, беззастенчиво (Ефремов мучился закрыто и монологично), прося поддержки у зала, обращаясь к нему. Сергей Бызгу здесь — подлинный проводник внутреннего горячечного володинского ритма, ритма его стихов, которые во многом составляют текст роли.
И неожиданно возникает еще один проводник. Точнее — проводница. Второй «женский» акт, когда утратившая парикмахерский порядок Галина рассказывает, что это она писала письма, и вспоминает, как они с Мокиным познакомились в Доме отдыха, — обогащен рассказом «Всё наши комплексы». И возникает Маргарита Бычкова с бигудями под капроновой косынкой. Не теряя своей эксцентрической природы, тихо-тихо перебирая полы кофточки грубыми руками своей героини Тани из шахтерского поселка, она тоненько-тоненько, тихо-тихо играет драму. Я вижу, как клоунесса Бычкова специально сутулит спину и сводит внутрь плечи, но под этим — обезоруживающий драматизм: «Нет любви, нет. Я долго верила. Я только недавно перестала верить».
Трагикомическая актерская природа Сергея Быгзу такова, что даже пафос (а был, был у Володина пафос!) выходит у него мучительно-подлинным. «Стыдно быть несчастливым» — на открытой эмоции, с распахнутыми в зал руками — редкий артист не превратит в пошлость, и редкий критик не осудит тут режиссерскую прямолинейность. Но у вспаренного, маленького, спивающегося, отчаянного Мокина-Бызгу — это вопль залу, романтическое заклинание, обвинение, призыв. Мокин бьется о линию рампы, как мокрый воробей о стекло, а Бызгу бесстрашно кричит об утраченных ценностях, о которых нынче так немодно вспоминать.
О том, что надо собрать (Мокин складывает туда недопитые чекушки) и ехать в Таганрог, за недопетой в молодости песней «Там за рекою лошади бредут». Когда-то ее нынешний графоман пел с лохматой рыжекудрой молодой женщиной (Полина Шустарева, недавняя выпускница курса С. Д. Бызгу, тоже клоунесса, прекрасно поет). Теперь в дверях его встречает Галина — тоже, оказывается, кудрявая и лохматая.
Романтическая встреча произошла. Вторая реальность победила. Они, муж и жена, сидят на полу с пачками листков, соединяясь в чтении графоманских стихов, стихов Володина. Сладко? Да уж не горько. Сложно? Да нет. Это вообще несложный и немодный, но разогревающий зал до человеческой температуры спектакль. Не уверен, что сложность — в возможностях режиссера Баргмана, и это не осуждение, а констатация той режиссерской природы, за которой мы наблюдаем, несмотря на отмену профессии…
«А что природа делает без нас?» — спрашивал в стихах Володин. «А для кого сверкает снежный наст?» Театральная критика живет и без разрешения. Как наст, туча и, воспользуюсь все тем же стихотворением, «падучая звезда»…

Так случилось, что премьера спектакля «Графоман» по прозе и стихотворениям Александра Володина в Санкт-Петербургском театре имени В.Ф. Комиссаржевской состоялась в день открытия Санкт-Петербургского экономического форума.
Буквально в двух минутах ходьбы от гранд-отеля «Европейская», куда съезжались именитые и просто успешные гости Форума, инженер Мокин из странной лаборатории странного завода в странном провинциальном советском городе, где сто двадцать рублей деньги вполне приличные, а сто восемьдесят — предел мечтаний, на подмостках театра в Пассаже метался в поисках любви, внимания и вдохновения. Между инженером Мокиным, его женой, дочкой, прочими горожанами из этой провинциальной фантасмагории конца 60-70-х годов ХХ века и петербургскими участниками бизнес-собрания, равно как и современной театральной публикой, была дистанция в сорок с лишним лет и целая контрреволюция. Но зрители и особенно зрительницы, пришедшие на премьеру, которым все было хорошо известно и про форум, и про выборы на Украине, и про успешный визит президента Российской Федерации В.В. Путина в Китай, плакали над неуклюжестью и поэзией простой человеческой жизни, над причудами и странностями любви, которые не зависят ни от макрополитики, ни даже от макроэкономики. Они зависят от чего-то совсем другого, что заставляет перечитывать «Госпожу Бовари», «Анну Каренину» или «Даму с собачкой». За достоверность слез прекрасных дам ручаюсь так же, как и за собственное удовлетворение от первоклассной организации многолюдной встречи бизнесменов, политиков, ученых, представителей экспертного и журналистского сообществ.
Но в то же время не собираюсь писать рецензии ни на Форум, ни на постановку Александра Баргмана. Хотя бы потому, что успел посмотреть лишь некоторые фрагменты спектакля на генеральной репетиции, а Форум, особенно его важнейшие, центральные моменты, и прежде всего его кульминация — блестящее выступление и подиумное интервью В.В. Путина, — уже талантливо описаны моими коллегами. Но потребность сопоставить, казалось бы, несовместимые события, не оставляет меня, — попробуем извлечь из этого какой-нибудь смысл.
Когда-то на меня произвело неизгладимое впечатление суждение Д.И. Менделеева о том, что «наука существует для удобства быта». Прочитал его в предпоследнем классе средней школы, где усиленно преподавали физику и математику, — и пришел в яростное недоумение. Мы, воспитанные на пьесах В.С. Розова, презирали быт, мы готовы были рубать отцовскими шашками времен Гражданской и Великой Отечественной презренные полированные гарнитуры, — и жалели только, что шашки эти были не у всех. Наука в наших глазах должна была служить великим преобразованиям, революционным изменениям как минимум всей планеты, а то и Вселенной. Мы грезили о великом, непостижимо возвышенном, а тут на тебе — «удобство быта». Как мы презирали слово «обыватель»! Как боялись в самих себе любого проявления мещанства! Нашими кумирами были отцы, вернувшиеся с войны, ну и, понятно, «комиссары в пыльных шлемах» из баллады Булата Окуджавы. Государство требовало жертвенности — и мы были готовы к этому.
Нужно было время, чтобы разобраться в самих себе и окружающем мире.
В. Розова, А. Арбузова, А. Володина, как потом А. Вампилова главные партийные газеты ругали за «мелкотемье», за внимание к героям незначительным, простым, обыкновенным. Погруженным в обычные заботы обычных людей. Они были готовы приносить жертвы и во имя Отечества. Но Отечество для них начиналось с близких им людей, которые достойны любви и нормальной человеческой жизни. Помню, какой скандал вызвал процитированный в одной телевизионной программе 60-х годов диалог Бертольта Брехта из «Жизни Галилея», когда Маленький монах на вопрос о том, несчастна ли страна, в которой нет героев, получал от Галилея ответ: «Нет, сын мой, несчастна страна, которая нуждается в героях»… Немецкий коммунист и антифашист Брехт заботился о вещах для него очевидных: надо устроить разумную и гуманную социальную систему, в которой для полноценной жизни не потребуется героизма. И тогда человек сможет раскрыться наиболее полно.
А. Володин, похоже, не решал столь глобальных проблем. Он просто защищал право человека на частную жизнь, которая в СССР, начиная с 60-х годов прошлого века, была своего рода территорией свободы, чаще всего сведенной к шести квадратным метрам кухни в отдельной квартире пятиэтажной «хрущевки». Он писал о праве человека жить в ладу с самим собой и точно знал, что в каждом человеке живет творец… И к концу Санкт-Петербургского экономического форума, на котором собралось много в высшей степени умных людей, которые вели важные дискуссии и заключали важные сделки, я вдруг подумал, что все это необходимо прежде всего для «удобства быта» обыкновенных людей в провинциальных городах на разных концах планеты. Чтобы они могли чувствовать себя людьми, живущими в радость. Даже если им не удаются стихи и у них нет денег, чтобы снять номер в Гранд-отеле «Европейская».
И если эти важные собрания существуют для чего-то другого — то, наверное, они не имеют смысла. Хотя, может, Володин осудил бы меня за эти слова. В подтверждение приведу его строки. «Не родственники, не начальники, не подчиненные, просто повстречались несколько человек на одном и том же земном шаре»…
ИДЕАЛИСТЫ
«Графоман» в Театре им.В.Ф.Комиссаржевской

Александра Володина не отпускал этот сюжет, этот герой — у него и пьеса есть с таким названием, и сценарий телефильма (написанный по рассказу «Не хочу быть несчастливым»). Скромнейший инженер по технике безопасности Мокин — как мало кто из володинских героев — сам Александр Моисеевич и есть (хотя, конечно, он наделял своими чертами многих персонажей, а Бузыкину в «Осеннем марафоне» даже отдал трагический сюжет из собственной биографии). Мокин одержим высокой болезнью авторствования — он пишет стихи. Это, разумеется, стихи самого Володина. Володин не то что не мог выразиться в духе «я в своем творчестве» — он был прямо–таки воплощенная противоположность бойкой уверенности в собственном значении. Он стеснялся. Комплексовал — отсюда и название «Графоман», которое служит, конечно, и автопрезентацией. (Кстати, кроме пьесы и сценария в спектакле использован известный рассказ «Всё наши комплексы».)
И вот зачем это понадобилось режиссеру Александру Баргману нынче. Он сделал спектакль, лирический в той же степени, в какой «Графоман» — лирическое высказывание самого Володина. Дежурная просьба отключить перед началом мобильники содержит уточнение: действие происходит в 1978 году, когда их и в помине не было.
Художник Анвар Гумаров выстроил в качестве задника стенку — изделие панельного домостроения, в нее вмонтированы троллейбусные двери, а главный элемент сценографии — катающиеся на роликах длинные зеленые уличные скамейки. Есть пианино и труба — их живой звук сопровождает действие. Труба — очень подходящий Володину инструмент, на ней играл герой Ролана Быкова в «Звонят, откройте дверь», она надрывала сердце в давнем прекрасном спектакле Геннадия Опоркова «С любимыми не расставайтесь» в Театре им. Ленинского комсомола. В трубе нет утонченности, она демократична, она принадлежность духового оркестра, улицы, звучание ее садово–парковое и пионерское. И в то же время она возвышенно–торжественна, приподнято–празднична. Это двуединство — главное свойство володинского человека. Который часто смешон, жалок, нетрезв, неправдив, суетен, мучает себя и окружающих — однако в нем заключена душа. Не раз пораненная о ржавые углы жизни, но все равно чудесная.
Сергей Бызгу замечательно играет такого человека. Он прямо–таки создан для этого Мокина — у него самая обыкновенная, нисколечко не героическая внешность, но притом Бызгу — необыкновенный артист. И он необыкновенно передает, как может творческое одушевление преображать заурядную материальную оболочку: «О сердце, полное тревоги, О, как ты бьешься на пороге Как бы двойного бытия!..» (Тютчев). Стихи рождаются, подступают к горлу, становятся естественной речью — он начинает ими органично разговаривать…
А история тем временем движется: Мокин трудится на своей унылой работе, попивает, лечится от пьянства, наконец удается напечатать одно стихотворение в журнале «Молодой колхозник» — и ему приходит письмо от читательницы из Таганрога. Завязывается почтовый роман. Пока не всплывает, что за поклонницу писала собственная мокинская жена Галина, чувство к которой у него подувяло, придавленное повседневной бытовой рутиной. (Анна Вартанян мастерски проводит свою героиню от гротескной нарочитой изломанности к тихой нежной человеческой интонации.) В спектакле немало точного и смешного, есть славные актерские работы, но все же главное в нем — то, что Александру Баргману потребовалось прокричать именно сегодня: поэзия выше обыденности, дух главнее материи. Какая смелость — быть идеалистом в наше время.
Н.Эфендиева.Графоман
Режиссер Александр Баргман
В ролях: Сергей Бызгу, Анна Вартанян, Варя Светлова, Полина Шустарева, Родион Приходько, Елизавета Нилова, Маргарита Бычкова, Анатолий Горин, Денис Пьянов, Иван Васильев, Егор Бакулин, Ольга Арикова, Елена Андреева, Александра Сыдорук, Варвара Репецкая, Сергей Колосов

Александр Баргман давно известен и как актер («P.S.», «Душекружение», «Борис Годунов»), и как режиссер («Время и семья Конвей», «Ночь Гельвера», «Человек случая»). Масштабным постановкам о судьбах мира и человечества Баргман предпочитает микроисторию, то есть не слишком многонаселенные, человеческие сюжеты, в которых исследуются внутренние состояния, повседневная жизнь и ментальность «маленьких», малозаметных людей. В «Графомане» все как раз и сошлось. История инженера Мокина, живущего в небольшом городе, тайно пишущего стихи и мучающегося от своей невостребованности и одиночества, от кажущейся глухоты близких и коллег, от стыда за то, что не выходит быть счастливым — попадает в публику на раз. С учетом того, что нынче все чаще хочется услышать нормальные человеческие интонации, а не надрыв и истерику, выбор текста стоит признать более чем удачным.
Самую, наверное, исповедальную драму Александра Володина режиссер ставит в антураже 1970-х. Перед началом спектакля красивый мужской баритон сообщает о том, что пьеса была написана в 1978 году, когда мобильных телефонов не было и в помине, а компьютеры были выше человеческого роста. Пока зрители отключаются от внешнего мира, появляются Мокин (потрясающий в своей трогательности и пронзительности Сергей Бызгу) и тапер, он же автор музыки к спектаклю, Юрий Гомберг-Соболев. Мокин садится и печально закуривает. Пианист меж тем наигрывает некую мелодию. Анвар Гумаров расставил по всей сцене в шахматном порядке зеленые скамейки, а на сером с размывами заднике вмонтировал синие троллейбусные двери и разместил короткие лестничные пролеты, ведущие в никуда. «Семидесятость» в этом пространстве не выпячивается. Она есть данность, не более того. И в ней живут, страдают, мучаются, теряют и снова обретают друг друга володинские герои.

Мокин – Бызгу мизансценически то и дело отделяется от остальных. Пока все веселятся на новогоднем «капустнике» и острят по его поводу, сам герой сидит где-то сбоку и рассматривает спины коллег. Или все заталкиваются в троллейбус, а Мокину места там не остается. Даже в психушке, куда его притаскивает жена Галина (местами переигрывающая Анна Вартанян), и где все дружно сидят за одним столиком с красными кружечками, Мокину не находится даже маленького кусочка пространства. Время от времени он как будто хочет извиниться перед всеми за свою не слишком путевую жизнь, за нелепость, просто за то, что посмел родиться и жить на этой земле. Глядя на творения плакатиста-авангардиста и любовника его дочери, инженер по техбезопасности испытывает смущение от того, что его мнением поинтересовались и растерянность от увиденного (функцию авангардной живописи выполняют те же двери). Вот Мокин забредает в привокзальный буфет с разношерстной компанией. Далее следуют феерические эпизоды с энергичными танцами и песней в надрывном исполнении певицы Анжелы (ироничная Ольга Арикова в парике). Ради хоть какой-то компании инженер робко пытается подсесть за столик к слесарю Коле (Анатолий Горин). Однако влюбленная официантка Катя (как всегда прекрасная Маргарита Бычкова), мурлыкающая с Колей, тут же напускается на несчастного героя. Единственная мокинская отдушина в недружелюбной реальности – поэзия. Ее в спектакле будет много. И чем ожесточеннее будет казаться мир вокруг и постылее обыденность, тем точнее будут отзываться володинские стихи, прочитанные то спокойно, то взвинчено. Первое двухчасовое действие рассказывает о Мокине. Второе неожиданно посвящено Галине и женщинам вообще. Баргман уместно вписал сюда еще и рассказ «Всё наши комплексы». На сцене две героини – элегантная красавица Галина Петровна и сутулая, затянувшая капроном голову с бигуди Таня (Маргарита Бычкова). И у обеих жизнь оказывается не сахар. У первой был робкий поклонник, которого она отвергла, а потом проклинала себя за это. У второй куча детей и беспробудно пьющий муж. Прекрасная характерная актриса Бычкова здесь переигрывает тонкую и романтичную актрису Вартанян. Сжавшись в комок, мелко-мелко перебирая руками полу толстой шерстяной кофты, глядя все больше в пол, Таня осипшим голосом рассказывает историю про щенка. Рассказывает буднично, почти без эмоций и от услышанного делается жутко вдвойне.

Но все-таки Александр Баргман создает романтический спектакль. И вот уже Мокин и Галина, вспоминая о давнишнем отпуске в Доме отдыха, играют с черно-белым шаром, раскачивая его туда-сюда. А дальше герой, очнувшись от грез, судорожно сгребает в чемодан непочатые чекушки и шкалики, чтобы ехать в Таганрог. К той, с которой началась переписка после единственной публикации в журнале «Молодой колхозник», и которая слышит и чувствует всё даже на расстоянии. Но в дверях наталкивается на жену Галину, оказавшуюся такой похожей на девушку из Дома отдыха. Мокин остается. Финальные коллективные объятия героев и переход на сентиментальные интонации, конечно, несколько смущают. Впрочем, это ничуть не мешает удовольствию от спектакля, поскольку поэтическое начало все-таки сумело одержать верх над прозаическим.

«Плохой конец заранее отброшен»
Свою книгу итальянский режиссер Джорджо Стрелер назвал «Театр для людей». Это было его творческое кредо. Современный театр все стремительней движется в сторону постдраматического театра, дающего возможности режиссеру изобретательно заменять авторский текст сценическим.

Петербургский театр имени Комиссаржевской отважно предложил спектакль про людей и для людей. В основе известный рассказ Александра Володина «Графоман», расширенный миниатюрами, стихами Володина, некоторые из которых в спектакле поются. Литературный консультант Дарья Голубева не поступилась вкусом. Все дополнения органично вплелись в сюжет. Постановщик Александр Баргман далеко не новичок в режиссуре, автор таких знаковых спектаклей, как «Иванов» Чехова, «Каин» Байрона, «Ночь Гельвера» Вильквиста и игравший в не менее знаковых спектаклях. Достаточно назвать спектакль Александринского театра Григория Козлова по Гофману «P.S. композитора Иоганнеса Крейслера, его автора и их возлюбленной Юлии». Список далеко и не полный и субъективный. Вынесем за скобки награды и регалии Баргмана, кроме одной – ныне он главный режиссер академического театра имени Комиссаржевской.

Графоман Мокин (Сергей Бызгу), скромный инженер по технике безопасности в конструкторском бюро, понимает свою ненужность, относясь к себе с грустной иронией и не только по этой причине. При всей внешней непохожести актера на Володина, есть в его личности общее с Володиным — , поэтическое восприятие жизни и людей, благодаря чему ни чем не примечательные люди становятся интересными. Мокин (Бызгу) не похож на поэта. Но стоит только присмотреться, и в нем мгновенно угадывается Поэт. Каким образом этот лысеющий человек в мятом, фабричного изделия пиджаке, не пренебрегающий алкоголем создает такое впечатление? Благодаря удивительной открытости, пониманию людей с их горестями и болью за них. Эта боль других – сердцевина характера, созданного Сергеем Бызгу, роднящпя его с Володиным. Много лет назад Володин рассказал мне о встрече в Ленинграде с Эдвардом Олби: «Представляете, он шел по коридору гостиницы весь в слезах. Кто может себе такое позволить?» И я, писавшая диссертацию об Олби, выпалила: «Вы!». Такой открытостью актер наделил своего персонажа, дав нам возможность постоянно ощущать незримое присутствие Володина.

Александру Баргману удалось создать в этом много населенном спектакле ансамбль, что было нелегко. На сцене актеры не только разных театральных школ, но и разной выучки. Некоторым из молодых пока не достает профессионализма. Тем не менее, спектакль воспринимается как целое. Ближайшее окружение Мокина – его семья, жена и дочь. Они не похожи, потому что принадлежат к разным поколениям. Жена (Анна Вартаньян) – изысканная, нервная. Дочь (Варя Светлова) — угловатая девочка с ассиметричным лицом, придающим ей необыкновенную прелесть. Это классический тип Офелии, но XXI века, произносящей несколько ее реплик. Такая вот дочь у Мокина, своевольная, полюбившая женатого «авангардиста-плакатиста» (Родион Приходько) за его «талант» и, довольно быстро в нем разобравшись, покинувшая его. Мокин переживает разлад в семье: увлечение дочери, отчужденность жены. Свои невзгоды он переплавляет в поэзию — стихи и переписку с почитательницей его единственного опубликованного стихотворения Ириной Всеволодовной из Таганрога (Полина Шустарева). Актриса создала лирический образ странной женщины, существующей только в воображении Мокина.

Одна из самых запоминающихся сцен – знаменитая володинская миниатюра «Все наши комплексы», которую играют Анна Вартаньян и Маргарита Бычкова. Как правило, из Бычковой рвется ее темперамент. Режиссер его притушил, и мы увидели новую, лиричную, трогательную Бычкову с мягким юмором создавшую свой персонаж. Обе актрисы великолепно работают в дуэте, дополняя круг друга, придавая объем узнаваемой жизненной ситуации.

Почти все актеры играет по несколько ролей. Нельзя не отметить Елизавету Нилову, выразительно, с юмором сыгравшую Жанну, жену «плакатиста-авангардиста». Роль дает много возможностей для излишнего комизма, но вкус ни разу не изменил молодой актрисе.

Хотя на протяжении спектакля нам напоминают, что все происходит в 70-е годы, спектакль отнюдь не в жанре «ретро». Это современные люди в узнаваемых ситуациях, но в «декорациях» того десятилетия, воссозданных Анваром Гумаровом, художником по костюмам Никой Велегжаниновой и хореографом Николаем Реутовым. Атмосферу помогают создать композитор, он же пианист, Юрий Гомберг-Соболев и трубач Сергей Колосов. Нелишними в афише значатся консультанты по стилю Инна Лукина и Сергей Данишевский. И все же происходящее воспринимается, как сегодняшний день. Доктор Витольд Викентьевич (Денис Пьянов), лечащий от алкоголизма и запивший по-черному из-за бюрократических преград, — типаж, перешедший из советской эпохи в постсоветскую. Актер создает эксцентричный, но узнаваемый образ. А слесарь Николай (Анатолий Горин) – русский тип на все времена!

Но вернемся к Мокину, собравшемуся «к далекой возлюбленной» в Таганрог. Письма писала его жена. Для тех, не знал сюжета, это был просто подарок. Зрители торжествовали. Вот к чему стремился создатель эпического театра Брехт: «Плохой конец заранее отброшен,//Он должен, должен быть хорошим». Брехтовской поэтики в спектакле нет, но при большом желании можно считать песни зонгами.
Отложим на время «Человеческое, слишком человеческое» Ницше, отринувшего идеализм, и воздадим должное театру для людей.

Антикризисный спектакль в «Комиссаржевке»
В театре им. Комиссаржевской новая постановка Александра Баргмана «Графоман» по произведению А. Володина — пронзительно откровенный разговор со зрителями: на наших глазах каждый герой выходит на новый этап своей жизни. «Мой район» расспросил режиссера и актеров о премьере.
vartanian
Анна Вартанян, актриса:
Спектакль затрагивает несколько тем: одиночество, возможность сохранить любовь, благодарность Богу… Это рассказ обо мне. Мне не нужно дотягиваться до моей героини, она внутри меня. Я сама еще недавно все думала, что я молоденькая… А в спектакле я говорю фразу, «знаешь, Тань, я старею». Внешне это не так заметно, это внутренне. Ты сначала долго пытаешься это осознать, ищешь эту дверь, а потом просто входишь. Надо не бояться быть самим собой и принять себя таким, какой ты есть сейчас, а не каким ты был раньше. И с этого уже начать новую жизнь.
Я не боюсь играть. Иногда волнение перекрывает желание играть, а тут удавалось «ловить кайф» даже на репетиции. Володин мне нравится своим отношением к женщине. Он ее воспевает. В современной жизни это редко встречается. Я влюблена в своего партнера, потому что это герой, мужчина.
bizgu
Сергей Бызгу, заслуженный артист России:
Мой герой — человек старой формации, прошедший войну. Один из многих, которые жили в те годы: верили в какие-то идеалы прошлого… Его отличает очень критичное отношение к самому себе. Это вечно сомневающийся человек, который исследует себя: кто он, зачем… Он продолжает жить в военном времени, мыслями о друзьях, которых уже нет. Он — один из немногих, кто выжил. Но работает он, кажется, не на своем месте, в личной жизни не все гладко, с дочерью сложные отношения. Он переживает переломный возраст, когда человек продолжает внутри чувствовать себя тем же, а возраст говорит, что он не тот. Я и сам, наверное, довольно болезненно ощущаю этот перелом.
…Сейчас другое время, не хуже и не лучше володинского. Для тех людей собственное «я» было глубоко внутри. Сейчас же «я» — очень важно, что неплохо. Но тема любви, возраста, расставания, потери — вечная. Как вечно и то, что не нужно гневить Бога: надо радоваться тому, что есть. Потому что даже то малое, что ты имеешь (пусть неблагополучное, сложное…), может быть отнято. Но сама жизнь прекрасна, если живы наши близкие, если мы можем читать, смотреть, любить.
История рассказывается героем, героиней и другими персонажами. Мы исповедуемся, жалуемся, хвастаемся… Хотелось бы, чтобы разговор со зрителями был интимным, теплым. Чтобы исчез барьер между актером и зрителем. Мы с волнением ждем премьеру: получится ли? В спектакле много тихих мест, что опасно. По скрипу сидений, по кашлю станет понятно: получилось или нет. Ведь есть разные зрители: кто-то приходит развлечься, но есть и те, кто откликнется на этот разговор.
варя_
Варя Светлова, актриса:
Это моя первая большая роль в большом театре и с большим режиссером. Мы все прошли в процессе взросления через какой-то перелом. До этого в нас живет бунтарство, а затем приходит примирение, покаяние, которое мы испытываем вместе с родителями. Спектакль как раз об этом: о взрослении, о принятии мира и близких людей, о спокойствии души.
alex_b
Александр Баргман, режиссер:
Спектакль о том, что стыдно быть несчастливым, что надо извлекать радость в связи с каждым человеком, с каждым событием. Жизнь не всегда легка и, порой, беспощадна, но этот отрезок времени, называемый жизнью, надо превратить в какую-то яркую вспышку. Проблемы поднимаются современные, хотя, я думаю, что система ценностей в те времена была иной. Люди были теплее, честнее, более открыты… В этом есть и ностальгическая нотка. А чувство, что жизнь катится под откос и человек проживает чужую жизнь, настигает в какой-то момент каждого из нас.
IGP6649
А.Акопова. Антикризисный спектакль в «Комиссаржевке»/ о спектакле «Графоман»// Мой район, 19 июня 2014
Графоман вызвал ностальгию по счастью
В театре имени Комиссаржевской состоялась премьера спектакля «Графоман» по одноименному рассказу Александра Володина. Постановку осуществил Александр Баргман, недавно ставший главным режиссером театра. В главной роли выступил заслуженный артист России Сергей Бызгу. Его партнерша по сцене — Анна Вартанян
Постановка, обозначенная в программке как «провинциальная фантасмагория в двух действиях», получилась теплой и сентиментальной. Вокруг главных героев — инженера Мокина и его жены Галины Петровны — выстроились другие сюжетные линии, где главное место занимают взаимоотношения дочери с женатым художником. А рядом еще масса что-то говорящих, поющих, танцующих, страдающих и мечтающих о лучшей доле персонажей. Баргман любит нанизывать историю на историю, снабжать сюжет рассказами, дополняющими жизнь во всех ее проявлениях. Здесь нет строго выстроенного сюжета — впрочем, это присуще манере Александра Володина, режиссер и писатель тут явно совпали в своем видении искусства.
Баргман взял за основу рассказ «Графоман», нагрузив его отрывками из разных произведений: мы узнаем монолог из пьесы «Пять вечеров», фрагменты из книги «Записки нетрезвого человека», звучат стихи Володина.
В спектакле, поставленном Баргманом, чудесным образом будто оживает сам Володин — он и есть главный герой, потому что существует его личная интонация: она не просто сохранена, а любовно упакована, убаюкана, вкусно подана, заразительна по своей душевности и человечности. Эта интонация наполняет ностальгическими нотами каждого помнящего времена 40-50-летней давности, волнует того, кто воспринимает жизнь как цепочку невероятных случайностей и встреч, способных нас менять — и менять все-таки к лучшему.
Зритель мог увидеть архетипичные ситуации из 60-70-х: ресторан, поющая на заказ эстрадная исполнительница, лихой мужик в зимней шапке-ушанке, дээндэшники, сумасшедший психотерапевт, впавший в тяжелую депрессию. Зритель живо отзывается на безответное чувство официантки, рецепты мужчины, у которого лицо «как броня», исповедь многодетной женщины, переставшей верить в любовь. И наконец за всеми этими человеческими историями вдруг начинает звучать пронзительной нотой история скромного инженера по технике безопасности, а по велению души — поэта Мокина, который долго и безуспешно пытается напечатать свои стихи. Наконец их опубликовали в журнале «Молодой колхозник». Никто поэту не пишет, отзвука нет… И лишь одна неизвестная поклонница из Таганрога оценила, ответила, почувствовала его тонкую натуру. В противоположность жене, которая давно уже не слышит его души… К ней, к ней, в Таганрог — срочно ехать, мчаться, общаться, упиваться родством душ! Ах, как в этом романтизме виден Володин. И как точно это состояние полета, влюбленности передает Сергей Бызгу.
Зритель сочувствует и готов плакать, ведь все в зале знают эту интригу: ценительница поэзии — это и есть жена поэта, это она, «глухая и бесчувственная», писала своему мужу якобы из Таганрога, переправляя туда письма дяде, а тот переписывал их для поэта.
И когда происходит встреча в этом самом Таганроге, куда успела добраться Галина Петровна, она происходит опять же так по-володински — в ней понимание, прощение, озарение, ощущение чуда и надежда на то, что эти двое не на разных полюсах, они еще могут услышать друг друга и любить, любить…
В спектакле много добротных актерских работ, невозможно не наслаждаться обаянием Маргариты Бычковой, Полины Шустаревой, Ольги Ариковой, Анатолия Горина, Дениса Пьянова, которые сыграли каждый по три роли. И еще раз отмечаешь для себя, что труппа Комиссаржевки будто создана для таких человеческих историй, где и требуется, и хочется самим актерам играть от души, с азартом и глубиной вживания в роль. И зрителю импонирует и тема, и такой способ сценического существования.
Вопрос только в том, насколько часто находятся сильные режиссеры для столь яркого актерского состава и как часто обнаруживаются пьесы, которые по-настоящему задевают зрителя. Речь не о классике, а о драматургии современной. Зритель способен, конечно же, сублимировать пережитое, ностальгическое в сегодняшнее свое состояние. Но кажется, что современную драматургию (а она, конечно же, есть) упорно не хотят замечать ни режиссеры, ни худруки театров. И в этом можно углядеть некую беспомощность театра сегодняшнего (в принципе, не только о Комиссаржевке речь), которому все время требуются подпорки из прошлого, веками проверенного. Володин в данном случает очень выручает. Но это к слову.
«Графоман» вышел очень симпатичным. Среди зрителей оказалась и Алиса Фрейндлих. Аплодировала она от души.
Александр Баргман, режиссер-постановщик:
«Володин для меня — абсолютный продолжатель Чехова и предвестник Вырыпаева. Я говорю про манеру его письма, про исследование человеческих слабостей, про то, как человек не справляется с собой, — про стыдливого и противоречивого человека, одновременно доброго и злого. Пока шли репетиции, с Володиным происходил мощнейший диалог на разные темы. Володин — про каждого. Мы все — из володинских шарфиков, косыночек, кепочек. Он гений души человеческой и блестящий литератор. Его произведения заряжены энергетически правильно, звучат очень просто и очень к сердцу. Я обожаю Александра Моисеевича за то, что в своих пьесах, рассказах, повестях, сценариях он никогда не следует какому-то закону составления текстов, композиций. У него почти нет исходных, главных событий, кульминации, развязки, а есть течение жизни».
НЕСКОЛЬКО СТРОК ОБ АВТОРЕ «ГРАФОМАНА»
Александр Моисеевич Володин — советский драматург, поэт, сценарист. Работал учителем русского языка, редактором на киностудиях «Ленфильм» и «Леннаучфильм», в Великую Отечественную войну был связистом, сапером. Его первая пьеса «Фабричная девчонка» (1956 год) принесла автору широкую известность. Вторая пьеса Володина «Пять вечеров» (1959 год) стала любимейшей на театральных подмостках страны. В репертуаре многих театров долгое годы шли володинские пьесы «Моя старшая сестра», «Идеалистка», «Назначение», «С любимыми не расставайтесь», «Дульсинея Тобосская», «Две стрелы». Очень многие кинорежиссеры обращались к сценариям и пьесам Володина. Кто не помнит картин, которые составили славу российского кино: «Звонят, откройте дверь!» (режиссер Андрей Митта), «Похождения зубного врача» (режиссер Элем Климов), «Фокусник» (режиссер Петр Тодоровский), «Дочки-матери» (режиссер Сергей Герасимов), «Пять вечеров» (режиссер Никита Михалков), «Осенний марафон» (режиссер Георгий Данелия).
Александр Володин написал серию книг-воспоминаний: «Для театра и кино», «Оптимистические записки», «Записки нетрезвого человека», «Одноместный трамвай» («Записки несерьезного человека»), «Монологи. Пять вечеров». Александр Володин был прекрасным поэтом. В его лирике много романтики, и мягкой иронии, и прощения, и провидчества.
«Простите, простите. Простите меня,
И я вас прощаю, и я вас прощаю.
Я зла не держу, это вам обещаю.
Но только вы тоже простите меня».
Володин говорил: «Стыдно быть несчастливым». И он часто чувствовал себя несчастливым, но от этого желание счастья становилось только острее.
Первой работой Александра Баргмана в качестве главного режиссёра Театра им. В.Ф. Комиссаржевской стал спектакль «Графоман» по произведениям Александра Володина.
Для Петербурга Александр Моисеевич Володин фигура не просто знаковая — душеспасительная. Всякий уважающий себя и зрителя театральный человек (по аналогии с известным стихотворным высказыванием Маяковского) в своё время «чистит себя под Володина», и редкий храм искусства обходится сейчас без володинских пьес, намёков, фантазий «по Володину», вникавшему в человеческую душу, как никто другой. Вот и в театре на Итальянской Баргман начал именно с этого камертона — камертона искренности, мысли, чувства юмора, гуманности, ироничности, естественности… Таково уж творчество Володина, нежно любившего людей: вмещает в себя вроде бы отдельно взятую жизнь, но одновременно и сотни тысяч жизней, совсем неизвестных друг другу, но в чём-то очень похожих. Тема мыслящего, переживающего и сопереживающего человека у Володина была и остается главной. Он писал об одиночестве, но одиночестве разрешимом: протяни только руку, сделай шаг навстречу, скажи только заветное слово, и вот она, живая и родная душа — оказывается, рядом…
Спектакль «Графоман» очень хочется назвать «вязаным»: столь искусно и тепло в нём переплетены разные володинские «нити»-произведения: проза, стихи, пьесы… Герой — вроде бы и не герой вовсе — Петя Мокин, так, маленький человек с большой судьбой: война, работа, стихоплётство по ночам. Но и как каждый герой Сергея Бызгу, Мокин лишен малейшего налёта театральности: он свой, понятный и мучается от того же, что в определённом возрасте мучает любого. «КаБэ» (конструкторское бюро) и «ТэБэ» (техника безопасности) может для кого-то в 1970-х и были пределом жизненных мечтаний, но Мокину, которого, в исполнении Бызгу, люди занимают не меньше, чем занимали самого Александра Моисеевича, в рамках этих аббревиатур некомфортно. Некомфортно настолько, что он, страдая от невысказанности, замыкает себя в одиночестве. И это несогласие с самим собой он по глотку заливает из чекушек, припрятанных, кажется, повсюду. «Повсюду» — скорее образ, ибо в оформлении сцены «от Анвара Гумарова» самым значительным (и подвижным) элементом являются зелёные реечные скамьи с чугунными чёрными боковинами — те самые, советские. На сцене нет полного света: так, некий полумрак. В глубине, на заднике светятся неземным светом возведённая на постамент из десяти ступеней перепончатая дверь троллейбуса, да левее внизу — обычная дверь: первая светится почти постоянно, вторая — впуская на сцену героев. Ещё есть труба и пианино — «живые», явно сочувствующие всему происходящему. А сочувствовать есть чему, и это, требующее эмоционального отклика, постоянно находится в пятне света.
Видением возникшая рыжая (почему мужчин так манят эти рыжие?) девица из Таганрога (Полина Шустарева) — «подруга по переписке», полная противоположность живущей бок о бок с Мокиным деловой интеллигентки-докторши. Это потом окажется, что несуразная, но желанная и единственная поклонница единственный раз опубликованных мокинских стихов на самом деле «прячется» в Петиной жене. Галина Петровна — изящная Анна Вартаньян — усилиями консультантов по стилю Инны Лукиной, Сергея Данишевского и художника по костюмам Ники Велегжаниновой — живое воплощение моды конца 70-х, сестра-близнец героини Жанны Болотовой в фильме «Из жизни отдыхающих»: брюки клёш, вязаное пальто, платочек на шее, прическа «как у Мирей Матье», туфли на широком и высоком каблуке… Её деловитость, правильность — тоже кокон, защита от внешнего мира, но именно она, как женщина, оказывается мудрее, становится инициатором возвращения героев к самим себе. Такое возвращение к себе в период взросления детей может осуществить далеко не каждая семейная пара: дочь (Варя Светлова) выходит замуж за «авангардиста-плакатиста», у нее начинается своя жизнь, в которой помимо любви тоже будут недоговорённости, ошибки и, возможно, одиночество. Но это будут её ошибки, а Мокиным сейчас нельзя совершить свою главную ошибку…
Спектакль получился ансамблевым: из его атмосферы нет «выпадений». Размытых образов «а ля ретро» здесь тоже нет. Есть характеры и реальные истории, которые без промаха создают Маргарита Бычкова, Денис Пьянов, Родион Приходько, Ольга Арикова, Анатолий Горин и все-все-все, кто в Комиссаржевке прошёл проверку Володиным. У вас всё получилось, и это было здорово.
Стыдно быть несчастливым
В Театре им. В.Ф. Комиссаржевской – премьера провинциальной фантасмагории в 2-х действиях «Графоман» по произведениям Александра Володина.
Новый спектакль Александра Баргмана «Графоман» – это никакой не прорыв и не поиск новых форм. В нём нет видеоинсталляций и «культурных кодов». Он прост, как стихи Александра Володина, по текстам которого и поставлен. Спектакль чист, как чекушка водки, к которой то и дело прикладывается главный герой спектакля Мокин в исполнении Сергея Бызгу. Лирический неудачник – любимый тип драматурга Володина. Его двойник. Нежной души человек, который не требует жалости, но хочет быть хотя бы выслушанным. Который из всех человеческих страстей выбрал одну: страсть к писательству. А ещё он немного выпивает. Совсем чуть-чуть. Когда становится совсем невыносимо брести по прозаическим волнам обычной жизни.
«Графоман» Баргмана удивительным образом вернул «Комиссаржевке» культуру так называемого бульварного театра, чем эта сцена славилась не одно десятилетие. Бульварного в своём прямом смысле: театра для людей, народного, без зауми и деления публики на «понимающую» и «остальную».
Сцену пересекают узнаваемые ленинградские садовые скамейки. С закруглённой спинкой, неаккуратно выкрашенные в грязно-изумрудный. Задник – стена какого-то наверняка очень модного в те годы (а время действия происходит в 1978 году, о чём нам сообщает голос в самом начале спектакля) конструктивистского панельного здания. Одна из его дверей – это двери и вагона метро, и троллейбуса… В одной сценографии Анвара Гумарова и с лабораторной точностью стилизованных костюмах Ники Велегжаниновой – целая история. Поколения, которое ходило в походы, верило в какие-то идеалы (хотя бы имело их), танцевало под песни Аллы Пугачёвой и, конечно же, любило. Искренне, нежно, отчаянно.
И вот в этом «кручёныховском» дыму советского кафе, в котором поёт певичка с гривой волос, в тесной кухне типовой квартирки, в тисках отношений со своей женой и выдуманной в письмах любовницей оказывается милый Мокин. Сергей Бызгу, как никто другой, рождён для таких ролей, в которых нужно прозу говорить стихами. Без надрыва, без декламации, без навязчивого драматизма. Он просто выходит и читает свои, мокинские, а на самом деле – володинские – стихи обо всём, что рвёт его сердце на кусочки: непутёвой дочке, влюбившейся в женатого художника авангардиста-плакатиста, о жене Гале, успешном враче, которая когда он нервничает, кормит его «гала»-перидолом (эту игру в имя и начальный слог названия таблетки артисты каждый раз ужасно смешно обыгрывают). У него болит сердце и рвётся душа к некой таганрогской женщине, которая единственная прислала отзыв на его стихи, опубликованные в журнале «Молодой колхозник»… Этой женщиной окажется его жена, с которой он сражается весь первый акт спектакля и к которой припадёт на грудь в финале, доказывая в очередной раз простую истину: самое дорогое в нашей жизни – рядом с нами. И что быть несчастливым – стыдно.
В спектакле нет никаких вторых планов, эпизодов. Каждая роль – характер. Одно виртуозное перевоплощение Галины из гротескного персонажа – антагониста главного героя в нежную, добрую, любящую женщину – стоит дорогого. Но главное что восхищает, – это смелость Александра Баргмана отказаться от «модности» и признать свою ностальгию по тем годам, когда деревья были большими, а сердца людей ещё больше. Смелость рискнуть оказаться непонятым. И не постесняться прервать орущие рекламы и звенящие гаджеты в руках своих зрителей простыми стихами.
// Катерина Павлюченко, театровед
Мужчина на грани душевного срыва
Тринадцать лет назад не стало драматурга Александра Володина. Театр о нем не забывает: проводятся фестивали его пьес, публикуются воспоминания, но все это носит какой-то мемориальный оттенок. Живой Володин – непосредственный, непредсказуемый, знавший о жизни и людях что-то такое, что было неведомо другим писателям, – в современной театральной жизни объявляется редко. И вот, наконец, повезло – как писателю, так и зрителям. В Санкт-Петербургском драматическом театре имени Комиссаржевской состоялась премьера спектакля «Графоман» по произведениям Александра Володина. Этой постановкой здесь дебютировал в качестве главного режиссера Александр Баргман.
Начинавший как актер, он отдал дань и академической сцене (был ведущим молодым героем Александринки), и сцене неформальной (как организатор, режиссер и актер «Такого театра»), знает толк в классике (Чехов и Набоков), в театре абсурда, в капустниках и розыгрышах. Теперь вступает в новый этап творчества, весьма удачно выбрав попутчика – Володина. Режиссер это прекрасно чувствует и, как и полагается опытному мастеру, не выставляет напоказ. В Володине он ощущает единомышленника, а не диссидента из советского прошлого. И сокращает расстояние между днем сегодняшним и временами, когда автор совершал свой «осенний марафон». Это удается еще и благодаря тому, что «Графоман» (подобно чеховской «Пьесе без названия») как раннее сочинение вобрал в себя главные мотивы зрелого Володина. Здесь они еще не отшлифованы, не отточены, но зато даны в сильнейшей концентрации. В расчете на зрительский опыт в спектакле мелькают знаки «всего Володина» – от трубача, памятного по фильму «Звонят, откройте дверь», до скрытых и явных цитат из пьес, сценариев, стихов.
Приметы быта 70-х в спектакле присутствуют. Здесь и ненапряженные рабочие будни ИТР (кто не помнит: инженерно-технических работников), и их незатейливый досуг (с песенками ранней Пугачевой), базы отдыха со случайными романами и ночными женскими исповедями. Атмосфера той поры передана с изрядной долей иронии, однако, похоже, режиссер не стремился ни к документальной точности, ни к карикатуре. Отношение к тем временам и нравам сродни тому, как молодежь относится к «предкам», снисходительно подтрунивая над их старомодностью, порой раздражаясь и все же любя.
Но «Графоман» поставлен не о «предках» (хотя, наверное, и о них тоже). История, рассказанная в спектакле, – на все времена. Она о мужчине и женщине, чья любовь проходит испытание жизненной рутиной, возрастными перепадами, изменами. В главной роли человека по фамилии Мокин – Сергей Бызгу. Замечательный актер, один из звездной команды театра «Фарсы», потрясающий комик, обладающий уникальным трагикомическим даром (среди лучших его работ Полоний в «Гамлете» и Фома Опискин). Теперь его герой – мужчина на грани душевного срыва. Отношения с женой зашли в тупик, дочь отбилась от рук, на работе скукота и маята. Мокину неловко быть несчастливым, но он то и дело несчастлив. Словно заклинание, повторяет отчаянные строки (сегодня всем известные) о том, что стыдно быть несчастливым и «Простите, простите, простите меня!» Сам себя именуя при этом графоманом.
Сходство с Бузыкиным очевидно, но еще больше похож герой Сергея Бызгу на самого Володина. Не портретно (хотя и внешнее сходство имеется – та же кепка, то же потрепанное пальто, неуверенная походка), а складом характера, вечно сомневающегося, бунтующего и полного угрызений совести. Драматург ведь и пьесы на труппе так читал: извиняясь, сокрушаясь, что это «бездарно» и обещая все переписать. На аналогичном жизненном витке мы застаем и Мокина, с той лишь разницей, что он инженер по технике безопасности, а не автор «Пяти вечеров» и «Старшей сестры». Оба, чувствуя как уходит почва из-под ног, пытаются спастись, отыскав единственную («Не из женщин, а из всего»). У героя спектакля случайный курортный роман причудливо перерос в эпистолярный. Что так близко и понятно сегодняшней публике. Е-мейлы и эсэмэски им столь же привычны, как их родителям – листочки в конвертах. Прежде письма писали протяженные, многостраничные, в стихах; электронные послания предельно кратки и унифицированы. И все же кажется, что тоска по длинным письмам и чувствам, которые не вмещает понятное всем «ок», не иссякла. Недаром же молодежь смотрит «Графомана» с не меньшим интересом, чем современники Володина.
Вторым героем спектакля, естественно, стала женщина – Галина Петровна, жена Мокина. Хотя жены у Володина, как правило, на третьем плане. Эта – тем более исключение. Не случайно на роль назначена Анна Вартанян – красавица и умница, сорежиссер Баргмана по нескольким спектаклям. Актриса вполне по-режиссерски выстраивает линию роли. Сначала мы видим ее словно глазами мужа: скучная, надоедливая, «правильная» особа. Ее сентенции навязли в зубах, ее нотации утомили и Мокина, и их дочь Надежду. Герой даже не задает себе вопрос: куда исчезла та нежная, доверчивая девушка, которая когда-то улыбнулась ему, первому встречному, и швырнула, не жалея, все свои веснушки, не взяв ни одной обратно. А на самом деле та девушка никуда не исчезла, она всю жизнь с ним рядом. Просто он перестал видеть и слышать то, чему влюбленно внимал раньше… К финалу жена волшебно (что вообще свойственно сюжетам Володина) преобразится. И мы вместе с героем узнаем, что письма, которые, можно сказать, подарили ему вторую молодость, писала Галина.
Простая история… Но именно такими дорог был театру Александр Володин. За внешней простотой он обнаруживал глубину и тонкость натур, нелинейность ситуаций, умел в любой кассирше разглядеть королеву. Когда Г.А. Товстоногов ставил «Пять вечеров», он произнес загадочную фразу: «Я поставлю эту пьесу с волшебством». Александр Баргман подобных обещаний не давал, но кое-что в этом роде ему удалось.
Елена АЛЕКСЕЕВА
Журнал «Клуб 33, 6 миллиона» рекомендует: «Графоман». Постановка Александра Баргмана по произведениям Александра Володина в Театре имени В.Ф.Комиссаржевской
Премьеру «Графомана» по одноименному рассказу Александра Володина, которая прошла в театре имени Веры Комиссаржевской, осуществил недавно назначенный главным режиссером театра Александр Баргман. Постановщик взял за основу рассказ «Графоман», нагрузив его отрывками из разных произведений — мы узнаем монолог из пьесы «Пять вечеров», из книги «Записки нетрезвого человека», звучат стихи Володина. Баргман вместе с Володиным населяет спектакль самыми разными персонажами — людьми простыми, смешными, трогательными, жестокими и, каждый по-своему, ищущими свое счастье.
«Графоман» собирает полные залы. И это лишний раз говорит о том, что публика соскучилась по спектаклям человеческим, добрым, когда к судьбам героев возникает сопричастность и сострадание. Нередко бывает так, что спектакль вроде заденет за живое, но проходит время, и эмоции стираются, уходят, замещаются чем-то более ярким и новым. «Графоман» в версии Баргмана и актеров Комиссаржевки прошел проверку временем. О нем помнишь и мысленно обращаешься за разгадками ситуаций, продолжая выстраивать свой диалог с героями.
Центральный персонаж — советский инженер Мокин, который писал неважные стихи и мечтал о славе. Мокин не мог не писать, но еще больше он не мог жить без любви. В спектакле задается вопрос: мы любим за что-то, во имя чего-то или просто любим? Порой мы не способны оценить чувства, направленные к нам, не верим в них, ищем себе что-то другое. Но находим ли?
Баргман занял в главных ролях замечательных артистов — Сергея Бызгу и Анну Вартанян. Между супругами возникает напряжение, усталость, которые накопились с годами. Галина Петровна — деловая, целеустремленная, он — трепетный, возвышенный и порой кажущийся слабым. Их отношения скрепляет забота о юной дочери, которая влюбилась в женатика. Дочь надо спасать. Спасли. Опасность миновала. Но ведь во всей этой круговерти жизни, заботах так хочется быть счастливым самому. «Стыдно быть несчастливым», — писал Александр Володин. И ему вторит герой спектакля.
И вдруг в этом зове, в этом отчаянном желании счастья ты находишь свою собственную интонацию, свой собственный крик о любви. Ты вдруг каким-то краем, боком идентифицируешь себя с официанткой Катей, которая любит, а об нее буквально ноги вытирает мужик-козел, у которого лицо, «как броня». Или проникаешься историей влюбившейся в женатого мужчину девушки — ты ведь наступала на эти грабли, ты прекрасно знаешь, чем все закончится. Тебе знакома до боли, до дрожи, безответная, терпеливая Таня из шахтерского городка, вон, сколько их, таких добрых незлобивых женщин потянулось сегодня к нам с юго-востока Украины. Эта женщина перестала верить в любовь. Она старалась быть правильной, работала, ухаживала за пьющим мужем и его детьми. Но что получила взамен? Ничего, кроме унижения и закабаленности бытом. Выпадал ей шанс — встретила достойного мужчину, но застеснялась, испугалась быть рядом, а вдруг не оправдает надежд? Лучше уж так, без любви, без счастья.
«Стыдно быть несчастливым!» — говорит Володин. И кто оспорит это утверждение? Только как научиться быть счастливым?
Перед зрителем прошли архетипичные сценки из 60-70-х: ресторан, поющая на заказ эстрадная исполнительница, лихой мужик в зимней шапке-ушанке, дндшники, сумасшедший психотерапевт, впавший в тяжелую депрессию. Александра Володина можно смело назвать современным драматургом, настолько точны и узнаваемы его человеческие типажи, им веришь, такие люди и сейчас среди нас. А режиссер Александр Баргман любит нанизывать историю на историю, снабжать действие рассказами, дополняющими жизнь во всех ее проявлениях. В спектакле нет строго выстроенного сюжета, и это присуще манере самого драматурга Александра Володина, режиссер и писатель тут явно совпали в своем видении искусства.
В спектакле, может быть, чуть больше сенти-ментальности, чем существует ее в жизни. Но на то и театр, чтобы преображать действительность. Инженер Мокин решил поменять что-то в привычном течении жизни: он едет в Таганрог, где его ждет прекрасная незнакомка, пишущая ему письма после того, как его стихи опубликовал журнал. Он едет в Таганрог, и его там встречает… его собственная жена, которая, казалось бы, не понимала и не поддерживала его, не верила в его талант. Но именно Галина Петровна из любви, из сострадания к мужу затеяла эту переписку с восхвалением его поэзии. И это финальное объятие супругов, в котором они прощают друг другу невольные прегрешения и обман, выглядит как самое прекрасное объяснение в любви.
В спектакле много добротных актерских работ: Маргариты Бычковой, Полины Шустаревой, Ольги Ариковой, Анатолия Горина, Дениса Пьянова, которые, сыграли каждый по три роли. Еще раз отмечаешь для себя, что труппа Комиссаржевки будто создана для таких человеческих историй, где актерам хочется играть от души, с азартом и глубиной вживания в роль.
Александр Баргман, режиссер-постановщик:
— Володин для меня — абсолютный продолжатель Чехова и предвестник Вырыпаева. Я говорю про манеру его письма, про исследование человеческих слабостей, про то, как человек не справляется с собой — про стыдливого и противоречивого человека — одновременно доброго и злого. Пока шли репетиции, с Володиным происходил мощнейший диалог на разные темы. Володин — про каждого. Мы все — из володинских шарфиков, косыночек, кепочек. Он гений души человеческой и блестящий литератор. Его произведения заряжены энергетически правильно, звучат очень просто и очень к сердцу. Я обожаю Александра Моисеевича за то, что в своих пьесах, рассказах, повестях, сценариях он никогда не следует какому-то закону составления текстов, композиций. У него почти нет исходных, главных событий, кульминации, развязки, а есть течение жизни.
Маргарита Бычкова, заслуженная артистка России:
— Для меня «Графоман» — это очень женская история. Я сыграла в спектакле официантку, женщину из шахтерского поселка и партработника. Моя Катя из «Графомана» — это архетипичный образ советской женщины. Она любит и забывает о себе, любя мужчину. Она говорит: «Главное в женщине — это хорошая обувь и чистые ногти», но и этого у Кати нет. Я искала в себе эти Катины качества, я поняла, как она будет говорить, двигаться, и вот она уже родилась во мне, Катя, и в какой-то момент меня за собой повела и полностью овладела. То же самое — Татьяна из шахтерского поселка. Я вспоминала своих родственниц, как они выглядят, как носят кримплен на все праздники. Я вспоминала, как держат себя сельские учительницы — совестливые, терпеливые, скромные, терпимые. Вот у моей Татьяны наверняка среднее специальное образование, наверное, она где-нибудь на почте работала. У нее все чисто в книжечках, в бланках, в квитанциях. Такая серенькая, правильная. Представляете, как человек испугался, что образованный мужчина будет жить с ней рядом? Хотя я уверена, что они были бы счастливы. Она бы все сделала, как надо. Но она не решилась изменить что-то в своей судьбе. Посвятила себя алкоголику. А почему? Потому что она ему нужна, иначе кто его пожалеет? Таковы многие русские женщины в провинции. Я бы очень хотела, чтобы Таня восстала против такого своего существования, чтобы полюбила себя. Я не хочу отказывать моей героине в том, что она посмотрит на себя со стороны и что-то да изменит в своей жизни.
Елена Добрякова
XI международный театральный фестиваль им. Александра Володина «Пять вечеров» предъявил зрителю володинские вечера и бычковские дни, весёлых детей и грустных женщин, графоманов и патриотов, а напоследок отвёл всех в кабаре и поднёс каждому традиционную чарку водки.
Организаторы нынешнего фестиваля во всех пресс-релизах и устных речах намекали, что праздник театра в этом году получится более чем скромным, а то и вовсе почти никаким. Однако Володинский ожиданий публики не обманул, а, напротив, заставил задуматься над хорошо знакомым старым и оценить новое, доселе неизвестное.
«Пять вечеров» Северского театра, «Время женщин» Омской драмы и «Графоман» Театра им. В.Ф. Комиссаржевской на первый взгляд были равнозначно традиционны и повествовательны. Однако многоголосый, как орган, и многоплановый (с постановочной точки зрения) спектакль Александра Баргмана оказался явным фаворитом фестиваля. Режиссёру удалось в нём ухватить саму исповедальную володинскую интонацию, ставшую камертоном истории любви, верности героя себе, а потому и своей избраннице. Актёрский дуэт Сергей Бызгу — Анна Вартанян стал опорным для этого вырванного из 1970-х заповедного острова искренности и открытости миру.
Омский спектакль «Время женщин», поставленный Алексеем Крикливым, вряд ли стал таким откровением. Весь длинный роман Чижовой, решённый старыми как мир театральными приёмами, тянется в мозаичной, многоцелевой декорации долгих четыре часа на одной ноте. И зритель-читатель, заведомо знающий, чем дело кончится, в какой-то момент начинает скучать (не помогает даже достойная игра актёров). Удивительным образом антисоветские акценты автора (подхваченные и развитые Геннадием Тростянецким в одноимённом спектакле АБДТ им. Г.А. Товстоногова), подводящие к мысли, что мать главной героини была уничтожена системой, здесь нивелируются, почти исчезают. На сцене неспешно катится история о деревенской бабе, полагавшейся в городе на чужой ум (старухи, женсовет, мужчины), да и погибшей исключительно от чужих человеческих недостатков — корыстолюбия, жадности и безответственности. Хорошо, что ещё людская жалость распространилась на ребёнка, которому эгоистичные «умельцы сидеть на чужой шее» не дали погибнуть…
Совсем по-иному прозвучал спектакль Альметьевского татарского государственного драматического театра «Невыдуманные истории» — яркий пример не только вербатима (жанр определён режиссёром Нафисой Исмагиловой), но и иной культуры человеческих отношений и традиций. Семь женщин живут и движутся на сцене в едином ритме танго — прекрасного танца любви и страстных, жарких отношений. Но лишь одной из них (той, что так и не произнесёт ни слова) посчастливилось жить в этом иллюзорном мире, где женский наряд ярок, а мужчины галантны. Прочим достался мир попроще и пожёстче: там женщину можно оскорбить, там ни во что не ставятся жизнь и честь, там могут предать и покинуть… Шесть горьких жизненных историй, рассказанных почти разговорной речью, шесть попыток удивительных, мягкосердечных, влюбчивых и доверчивых существ выстроить из условностей защиту от абсолютного одиночества оказались посильнее любого искусственно созданного сюжета…
Подытожили фестиваль сложносочинённым, но оказавшимся «живее всех живых» спектаклем Воронежского ка-мерного театра «День города», ставшим номинантом премии «Золотая маска» (режиссёр Михаил Бычков), и микрокабаре «Серебряная свадьба» — «Не могу напиться с неприятными людьми». Финал удивительного петербургского форума театров, как обычно, прошёл на высоте, восполнив жажду разговора души с душой. И пусть Володинский фестиваль, без которого теперь немыслим театральный Петербург, и дальше служит делу компенсации тоски по человечным отношениям, которых сейчас так не хватает…

Радиопередачи

«Эхо Москвы в Петербурге» — интервью с Александром Баргманом о спектакле «Графоман», 6 мая 2014 года

Радио «Град Петров» — интервью интервью с Сергеем Бызгу о спектакле «Графоман», 2014

Радио России, передача «Ветер в окно» – о спектакле «Графоман»:

Видеосюжеты